— Я устал, Эмми.
— Оказывается, у него такая же душа, как и у всех остальных людей. Голова у него устроена так же как у нас.
— Почему он не пишет для центральных журналов?
— Может быть, потому что боится попробовать свои силы. Это бывает. Люди часто не верят в себя. Но если бы он только попытался, он смог бы поместить свои рассказы в любом журнале.
— Почему же он не может достаточно заработать?
— Возможно, он думает медленнее других. Наверное, ему трудно думать о чем-нибудь другом, кроме того, что он такой маленький. Я сейчас прочитаю тебе выдержку из его рассказа. Сплошная стрельба и гангстеры. Но ведь он написан карликом. Издатели не поверят автору, который не знает того, о чем пишет. Послушай, Ральф.
Она начала громко читать.
— Я карлик и я убийца. Эти две вещи не могут быть разделены. Одно порождает другое. Человек, которого я убил, всегда останавливал меня на улице, брал на руке и пел мне колыбельную песню. Затем он тащил меня к торговцу мясом, ставил на весы и кричал: «Покупайте мясо! Дешевое мясо лучшего качества!?» Теперь Вы понимаете, как можно стать убийцей. Я немного опишу свое детство. Мои родители бы ли маленького роста. Конечно, не совсем карлики. Моему отцу достался в наследство маленький дом. Маленькие комнаты, маленькие стулья, миниатюрные картины. Все крошечное. Мир гигантов был далеко. Где-то там, за стеной сада. Бедная мама, бедный папа. Они лелеяли меня как фарфоровую вазу. Они, наверное, думали, что будут жить вечно, держа меня как бабочку под стеклом. Сначала умер отец, затем сгорел дом. Мама тоже умерла. Я остался один в мире чудовищ и титанов, захваченные оползнем действительности, низвергнутый на самое дно. Только через год я немного пришел в себя. Работа в цирке, конечно, была не для меня. Мне не было места в этом мире. А месяц назад новый преследователь вошел в мою жизнь. Он нахлобучил мне на голову шапку и крикнул друзьям: «Я хочу, чтобы ты встретил маленькую женщину!».
Эмми остановилась. Журнал дрожал в ее руках В глазах стояли слезы.
Она передала журнал Ральфу.
— Дочитай до конца сам. Остальное — это уже история убийства.
Ральф отложил журнал в сторону и лениво зажег сигарету.
— Мне больше нравятся вестерны.
— Ральф, ты должен дочитать. Нужно, чтобы кто-то сказал ему, что он должен продолжать писать.
— Если ты ему скажешь об этом, он подумает, что его жалеют.
— Может быть, ты прав. Но это не жалость. Ральф. Просто с ним надо быть особенно тактичным.
Ральф мягко потряс ее за плечо.
— Выброси лучше из головы всю эту чепуху. Я никогда не видел, чтобы ты так волновалась, Эмми. Давай-ка лучше поедем куда-нибудь отдохнуть. Искупаемся, поужинаем, посмотрим фильм — и черт с ним, с этим карликом. Ну как?
— Я знаю, что он другой, — продолжала уже вслух свои мысли Эмми. — У неге есть что-то такое, чего нет у нас.
Жизнь сделала его таким, что он подходит только для карнавальных представлений, но он иге же этим не занимается. Мы не должны торчать у этих жалких балаганов. И все же мы работаем здесь. Почему же так происходит?
— Ты даже не слушаешь меня, Эмми.
Ей казалось, что голос Ральфа доносится откуда-то издалека. Ее глаза были полуприкрыты, а руки нервно теребили платок.
— Мне нравится твой задумчивый взгляд.
Не отвечая на слова Ральфа, она открыла кошелек, вынула смятые бумажки и начала считать.
— Тридцать пять, сорок долларов. Хватит Я позвоню Билли Файну и попрошу его послать одно увеличивающее зеркало мистеру Биту. Да, я должна это сделать.
— Что?!
— Подумай. Ральф, как ему будет приятно иметь дома это зеркало. Могу я позвонить отсюда?
— Звони.
Ральф повернулся и молча хлопнул дверью.
Эмми немного подождала, затем начала медленно набирать номер. Она делала паузы между цифрами. Задержав дыхание и закрыв глаза, она думала о том, как странно быть таким маленьким и получить такой приятный подарок. Специальное зеркало в его комнате, где он сможет отгородиться от мира, спрятавшись за большим изображением, и писать, писать рассказы, выходя во внешний мир только в случае крайней необходимости, Интересно, сделает ли это его счастливым или грустным, великим или смешным? Поможет ли это ему писать или причинит боль? По крайней мере, никто не сможет наблюдать за ним. Каждое утро он будет вставать и улыбаться и кивать самому себе, такому высокому в этом блестящем стекле.
В трубке раздался голос.
— Билли Файн у телефона.
— Ах, Билли! — радостно вскрикнула она.
На набережную опустилась ночь. Океан лежал темный и зловещий под нависшими серыми облаками. Ральф сидел в своем стеклянном гробу, раскладывая пасьянс. Перед ним стояла пепельница, полная окурков. Он не прекратил раскладывать карты, когда она вошла.
— Как твои любовные дела? — спросил он, отхлебнув из бокала со льдом.
— Я купила себе новую шляпу, — объявила она, улыбаясь. — Теперь я чувствую себя нормально. Знаешь почему? Бигли Файн пошлет ему завтра зеркало. Интересно, какое у него будет лицо, когда он получит его?
— У меня слабо развито воображение. Впрочем, уж не собираешься ли ты выйти замуж за этого мистера Бита? Интересно. А почему бы и нет? Будешь носить его в чемодане. Когда тебя спросят, где твой муж, ты откроешь чемодан и скажешь: «Вот он». Что-то вроде кларнета. Достанешь его из футляра, поиграешь, а затем положишь на место. Благотворительность — вот как это называется!
— Не проси меня больше приходить к тебе сюда. Лучше быть одной, чем с таким бессердечным человеком.
Ральф глубоко вздохнул.
— Эмми, неужели ты не понимаешь, что не сможешь ему помочь? Он сумасшедший и твоя помощь будет означать: «Продолжай быть сумасшедшим, я тебе по могу в этом, парень».
— Заткнись! — закричала она.
Ральф резко поднялся, отодвинул в сторону бокал.
— Посиди пока здесь за меня. Я скоро вернусь.
— Хорошо.
Эмми сидела в будке уже несколько минут. Она вздрогнула, когда начали бить часы. Она прислушивалась к их ударам, перетасовывая карты. Где-то внутри раздавался едва различимый стук молотка.
Наконец, Ральф вернулся. На его губах играла усмешка.
— Что привело тебя в такое хорошее настроение? — спросила она подозрительно.
— Эмми, — ласково начал он. — Нам не стоит ссориться. Так ты говоришь. Билли завтра пошлет зеркало мистеру Бигу?
— Ральф, ты, наверно, хочешь сыграть с ним какую-нибудь шутку?
— Я?
Не глядя на нее, он стал быстро перетасовывать карты. Прошла минута. Единственными звуками были шум волн, тяжелое дыхание Ральфа и шорох карт. Где-то у горизонта мелькали слабые вспышки молний.
