Необходимо упомянуть, что отель «Танатос» расположен в живописнейшей местности, что у нас имеются четыре теннисных корта, плавательный бассейн и гольф на восемнадцать лунок. Поскольку наша клиентура состоит из лиц обоего пола, принадлежащих главным образом к избранному обществу, пребывание там чрезвычайно приятно, а своеобразие всей ситуации придает ему особую прелесть. Приезжающих просят выходить на станции Диминг, куда из отеля высылают автобус. Просьба письмом или телеграммой известить о своем прибытии самое меньшее за два дня. Телеграфный адрес: Танатос, Коронадо, Нью-Мексико.
Жан Монье взял колоду карт и принялся раскладывать пасьянс, которому его научила Фанни.
Ехать пришлось очень долго. Много часов подряд поезд мчался среди хлопковых полей, где над белой кипенью мелькали головы рабочих-негров. Затем сон и чтение попеременно заполнили еще два дня и две ночи. Наконец ландшафт стал гористым, величественно-пустым, фантастическим. Поезд мчался по дну глубокого ущелья, меж сказочно высоких гор, изборожденных огромными лиловыми, желтыми, красными полосами. Нескончаемой лентой стлались низкие облака. На маленьких станциях, где останавливался поезд, толпились мексиканцы в широких войлочных шляпах и в кожаных расшитых куртках.
— Следующая станция — Диминг, — сказал Жану негр-проводник спального вагона. — Почистить ботинки, масса?
Француз убрал свои книги и закрыл чемодан. Он дивился тому, каким простым оказалось для него последнее путешествие. Послышался шум горного потока. Завизжали тормоза. Поезд остановился.
— Вам в «Танатос», сэр? — спросил индеец-носильщик, бежавший вдоль вагонов.
На его тележке, уже лежали вещи двух юных белокурых девушек, шедших следом за ним.
«Неужели, — подумал Жан Монье, — эти очаровательные создания приехали сюда, чтобы умереть?»
Они тоже смотрели на него пристально, без улыбки, и едва слышно переговаривались.
Автобус отеля «Танатос» нимало не походил на погребальную колесницу, как этого можно было опасаться. Ярко-голубой, отделанный внутри в синих и оранжевых тонах, он блистал на солнце среди ветхих колымаг, придававших площади, где переругивались испанцы и индейцы, сходство с рынком металлолома. Скалистые горы по обеим сторонам пути поросли лишайником; он сплошным сизым налетом обволакивал камень. Еще выше ярко сверкали прожилки руды. Шофер был толстяк с глазами навыкате, одетый в серую форменную куртку. Жан Монье уселся рядом с ним — из скромности и чтобы не мешать своим спутницам; затем, пока машина головокружительно крутыми поворотами подымалась в гору, француз попытался завязать разговор с водителем.
— Давно вы шофером в «Танатосе»?
— Три года, — пробурчал тот.
— Странная у вас, по-видимому, служба.
— Странная? — огрызнулся толстяк. — Чем это? Я веду свою машину. Что тут странного?
— А случалось вам везти вниз тех, кого вы доставляете наверх?
— Не так уж часто, — ответил шофер, несколько смутившись. — Не так уж часто… Но бывает. Я сам тому пример.
— Вы! Правда? Вы приехали сюда на положении… клиента?
— Сэр, — сказал толстяк, — я поступил на эту службу, чтобы забыть о самом себе, и эти петли — опасная штука. А вам ведь все-таки не хочется, чтобы я угробил и вас, и этих милых девушек?
— Разумеется, нет, — ответил Жан Монье.
Затем у него мелькнула мысль, что его ответ смешон, и он улыбнулся.
Два часа спустя шофер молча указал ему на показавшееся над высокогорным плато здание отеля.
«Танатос» был выстроен в испано-индейском стиле: приземистое здание с плоскими крышами. Цементные стены в подражание глинобитным довольно грубо выкрашены в красный цвет. Комнаты выходили на юг, на залитые солнцем веранды. Навстречу путешественникам вышел портье-итальянец. При первом же взгляде на его бритое лицо Жану Монье вспомнилась какая-то другая страна, улицы какого-то большого города, бульвары в цвету.
— Где, черт возьми, я вас видел? — спросил он портье, когда коридорный взял его чемодан.
— В Барселоне, мсье, в отеле «Риц»… Моя фамилия — Саркони… Я уехал из Барселоны в начале революции…
— Из Барселоны — в Нью-Мексико! В такую даль!
— О мсье! Служба портье всюду одинакова… Разве что бланки, которые вам придется здесь заполнить, чуть посложнее, чем в других местах… Прошу прощения, мсье.
Действительно, в печатных бланках, врученных вновь прибывшим, было множество граф, вопросов и всякого рода примечаний. Рекомендовалось точнейшим образом указать место и дату рождения, а также лиц, которых надлежит известить в случае несчастья. Далее значилось:
«Просьба указать не менее двух адресов родственников или друзей, а главное — переписать от руки на том языке, которым вы обычно пользуетесь, нижеследующее заявление:
Я,……, будучи в здравом уме и твердой памяти, настоящим удостоверяю, что ухожу из жизни добровольно и что дирекция и персонал отеля „Танатос“ не должны нести никакой ответственности за мою смерть.»
Сидя друг против друга за соседним столом, белокурые девушки старательно переписывали заявления. Жан Монье подметил, что они выбрали немецкий текст.
Генри М. Берстекер, директор отеля, — осанистый человек в золотых очках — гордился своим заведением.
— Отель принадлежит вам? — спросил его Жан Монье.
— Нет, мсье, отель принадлежит акционерной компании, но идея его создания возникла у меня, и я состою пожизненным директором.
— Как это вам удается избегать неприятных осложнений с местными властями?
— Осложнений? — с удивлением и раздражением в голосе переспросил мистер Берстекер. — Но ведь мы не делаем ничего, мсье, что шло бы вразрез с обязанностями владельцев отелей. Мы доставляем нашим клиентам то, что они желают, все, что они желают, и ничего больше… Впрочем, мсье, здесь и нет местных властей, так как неизвестно, где именно в этом уголке земли проходит граница, и никто в точности не знает, принадлежит ли он Мексике или же Соединенным Штатам. Долгое время это нагорье слыло недоступным. По древнему поверью, сотни лет назад какое-то индейское племя собралось здесь, чтобы всем вместе умереть и таким образом избегнуть порабощения европейцами. Окрестные жители были убеждены, что души умерших возбраняют живым селиться здесь. Вот почему мы смогли приобрести этот участок по сходной цене и обеспечить себе независимость.
— И семьи ваших клиентов никогда не возбуждают против вас судебного преследования?
— Против нас?! — негодующе воскликнул мистер Берстекер. — Чего ради, великий боже! Да и какой суд станет нас судить? Семьи наших клиентов, мсье, бесконечно счастливы, когда в тиши негласно разрешаются дела щекотливые, более того — почти всегда весьма тягостные… Нет-нет, мсье, все происходит здесь по-хорошему, корректно, и к нашим клиентам мы относимся поистине дружески… Не угодно ли вам посмотреть вашу комнату?.. Если вы не возражаете, мы поместим вас в номере 113… Вы не суеверны?
