Подошел к нишам со статуями.
Хинкмар Ибн Жобаир был одним из самых загадочных представителей ислама, живших в XI веке. Он родился в 1038 году в Иордании и был известен как ученый, преподававший космогонию и науки о драгоценных камнях в Алеппо. Но помимо этого он занимался исследованиями, о которых не знала ни одна душа. День он посвящал ученикам, ночь — изысканиям, сном же он большей частью пренебрегал, надеясь отоспаться в другой жизни. Все знали, что уже почти тридцать лет он трудится, не щадя себя: кроме уроков, щедро оплачиваемых его хозяевами, были еще и долгие путешествия в одиночку, посвященные исследованиям.
Однако несколько месяцев назад, в марте 1096 года, его тайные занятия неожиданно полностью захватили его. Он перестал преподавать и оставил должность советника принцев. Ходили слухи, что несметные полчища франков направляются в Константинополь. Собственно говоря, это была не армия — разведчики мусульман подтверждали, что движущиеся к Константинополю людские массы большей частью состояли из женщин, детей и дряхлых стариков, намного меньше в них было солдат, снаряженных для военных действий. Знатные семьи не видели повода для беспокойства. Они не опасались христиан, вооруженных деревянными кольями. А вот Хинкмар, узнав об этом, пришел в ужас.
— …А что, если они идут завоевывать наши земли?
Его обеспокоенность раздражала как могущественных кади, так и мелкий торговый люд. И те, и другие считали, что неверные никогда не осмелятся вторгнуться на земли ислама, а если они и совершат подобное безумие, то все будут истреблены. Хинкмар так не думал. Он закрылся в келье, служившей ему кабинетом, обуреваемый мыслью, что не сможет завершить свой труд вовремя, до того как явятся франки, чтобы осквернить их землю и — кто знает! — пошатнуть власть Пророка.
— У них тоже есть хорошие ученые, — говорил он, имея в виду христиан. — Очень хорошие ученые…
Он стал трудиться денно и нощно, утратив всякую связь с Алеппо. Его ученики обеспокоились. Некоторые из них приносили к порогу его жилища фрукты и соки. Те, которым удавалось войти внутрь, ощущали на себе тяжесть мотания. Если они задавали вопросы, он не отвечал; он что-то бормотал вполголоса, писал, делал нетерпеливые жесты, брал то одну, то другую книгу из своей библиотеки. Однажды утром, невзирая на усталость, он вышел из дому с небольшим дорожным мешком. Он вызвал всеобщее удивление, отправившись в одиночку в южном направлении. К пустыне.
Прошло много недель, но он так и не вернулся.
В подземелье Хинкмар встряхнул факел, чтобы тот лучше горел, и поднес его к статуям. И слева, и справа каменные изваяния начали как бы танцевать в колеблющемся свете. Казалось, что одни смотрят на него своими пустыми глазницами, а другие зловеще улыбаются, но это, конечно же, была игра теней. Повсюду неподвижность сменялась подобием жизни. Скорпион превращался в коршуна, голова змеи становилась волком, Гермес с острыми ушами приобретал облик Анубиса. Скульптуры пострадали от времени и сырости, которая ощущалась здесь больше, чем наверху.
Все, кроме одной.
Хинкмар остановился, пораженный. Статуя превосходно сохранилась, но была покрыта толстым слоем пыли. Ученый склонился над своим пергаментом. Свиток был завернут в кусок красной кожи. Страницу за страницей он перечитывал текст, написанный каллиграфическим почерком, не находя никакого упоминания об этом неожиданно появившемся знаке. В описаниях речь шла о спуске, но нигде не говорилось о статуе.
Он подошел и дунул. Поднялось облачко пыли, обнажилась бронза. Выпуклость на безымянном пальце оказалась четырехгранным кольцом, и это подтверждало правильность его предположения: перед ним был Соломон. Хмурый лоб, рука, сжатая в кулак, хохлатая птица справа от него, муравей, грызущий основание скипетра. Два коршуна, высеченные в нише, расправили крылья, заслоняя царя от солнечных лучей. Хинкмар увидел, что у подножия трона скульптор изобразил стопку толстых книг, не помещающихся в наспех устроенном тайнике.
Искатель сдувал пыль, дюйм за дюймом, обнаруживая другие детали. Пальцы. Кисть руки. Рука покоилась на правом плече Соломона. Она не была ни вылеплена, ни выгравирована, а просто в толще пыли сохранился ее оттиск, подобно следу бродяги на песчаной дюне. Сколько прошло десятков лет, сколько поколений сменилось после того, как был оставлен этот след? Далекий незнакомец, испытавший, несомненно, столько же лишений и мук, как и он сам, чтобы попасть сюда.
Хинкмар положил левую руку на след руки предшественника. Нервная дрожь пробежала по телу. Отпечаток его пальцев, влажных от пота, тоже останется на древней статуе. Он рискнул слегка нажать на статую. И тут же рука Соломона опустилась и в глубине ниши раздался грохот.
Скульптура исчезла в плотном облаке пепла, и Хинкмару показалось, что факел погас. Но мрак развеялся, снова наступила тишина.
На том месте, где стоял Соломон, открылась брешь в стене, достаточно большая, чтобы Хинкмар мог пройти. С сильно бьющимся сердцем он двинулся вперед, стараясь не терять присутствия духа. Он переступил порог, наклонив голову перед проходом, охраняемым птицами.
«Новый знак не предвещает ничего определенного, — сказал он сам себе. — Нужно подождать. Подождать еще немного…»
Лестница была такой узкой, что он чуть было не обжег себе бороду и глаза пламенем факела. Он спустился по ступенькам, которым, казалось, не было конца. Он погружался в самые недра подземелья. Возникший над его головой отдаленный рокот означал, что статуя снова стала на свое место.
«Надежный механизм песчаных часов», — подумалось ему.
Вдруг его сандалии коснулись холодной жижи, от которой его ноги заледенели до самых колен. Хинкмар почувствовал сильный запах, который он не смог сразу определить, но запах этот был очень едким. Он поднял факел. Еще одно помещение. Здесь камни и земля были еще чернее, и тяжелые маслянистые капли медленно стекали по пористым стенам. Это было похоже на огромный, опущенный на землю купол. Пламя факела плясало под дуновением ветра. Темная масса возвышалась в центре помещения. Она имела форму и размеры гробницы.
— Все совпадает!
Его голос прозвучал глухо, словно его поглотила тьма.
Невзирая на возраст и годы, проведенные за чтением почти без света, глаза Хинкмара, блестящие, как агат, различали мельчайшие детали.
В тот момент они лучились особенным светом.
Хинкмар подошел ближе.
Он увидел массивный неотесанный камень, покрытый копотью. Его можно было принять за огненный камень — метеорит или осколок лавы. Однако старик был уверен, что под копотью находился изумруд: Это подтверждали рукописи и сияние, исходившее от драгоценного камня. Это была глыба изумруда. Драгоценный камень, превышавший размерами мавзолей какого-нибудь варвара.
