Потом ему было интересно, угадывается ли в романе, наполовину написанном в те дни, этот маленький, смешной факт - что его семье нечего было есть. Вроде бы не угадывается. И то, что по вечерам он давал жене тонкую стопку написанного за день, с одной единственной надеждой - пусть хоть на минуту, на полчаса уйдет у нее из глаз этот робкий, голодный страх... это тоже не угадать.
Впрочем, никто и пытаться не станет.
Сволочь он, наверное. Ему абсолютно не жалко бедного студента из душещипательного рассказа. И курить дорогие сигареты не стыдно.
Заров осторожно опустил в хрустальную пепельницу столбик пепла и снова посмотрел на экран. Там все было по-прежнему. Фанат писателя Комарницкого взахлеб читал его книги. Целую неделю читал. Восторгался, цокал языком, ликовал и грустил. Чем перекусить, у него, вероятно, все-таки было. И то хорошо.
Бедный студент из рассказа тем временем начал обижаться на жизнь. Писатель Комарницкий украл у него четыре сюжета. То есть не совсем украл... написал лет на пять раньше. Повезло ему родиться, фора в восемь лет - не шутка.
Самое смешное заключалось в том, что Заров вполне верил в это. И с ним такое было... примерно в том же возрасте, кстати. Он начал писать роман, а потом, совершенно случайно, на глаза попался текст Решилова, знаменитого уральского писателя, автора сказочных, фантастических, просто детских книг. И о романе пришлось забыть...
Интересная, все-таки, штука - жизнь. Она порой лепит такие совпадения, сводит вместе настолько неожиданно... Куда там его книгам, частенько упрекаемым за слишком большой элемент случайности в сюжете. Уральский писатель, который написал "его" сюжет на несколько лет раньше. Уральский фанат, "чьи сюжеты" воплотил уже он сам. Кольцо... да нет, не кольцо, его любимый сюжетообразующий ход. Скорее - спираль.
Стало как-то совсем тяжело. Совсем тоскливо. Особенно, наложившись на идущий дальше текст, про то, как студент решил: писатель его двойник... копия... отражение...
Заров достал последнюю сигарету. Быстро прочитал, как студент через друзей добыл в Сети его фотографии. Мысленно отметил красивую фразу - "лицо такое, словно человек хочет улыбнуться, но не умеет этого делать". Фраза почти его, значит - надо запомнить. Чтобы не использовать случайно - никогда...
А теперь студент решил пообщаться с писателем. Хотя бы по ФИДО. Ярослав кивнул, уже понимая, что сейчас будет рассказано. Интересно лишь, насколько честно.
Да. Разумеется. Епифанов вообще обошел стороной историю их виртуального знакомства. Упомянул о мелком и забавном инциденте, по поводу которого спросил мнение Зарова...
Ярослав пощелкал зажигалкой, выбил бледный язычок пламени. Курилось легко и бесшабашно. Еще хотелось выпить, но не стоит, пусть даже на кухне стоит и бутылка приличного коньяка, и качественный крымский портвейн. Если начать пить в три часа ночи - значит, последний звоночек уже отзвенел, а ты его и не услышал.
Мелкий и забавный инцидент... Епифанова он приметил почти сразу, как тот появился в Сети. Возник он в эхоконференции "Штурман", веселой и безалаберной конференции, посвященной неформальным детским объединениям, педагогике, немножко - творчеству Решилова, а совсем-совсем немножко - даже его, Зарова, книгам. Возник там Епифанов с каким-то рассказом, слабеньким, сумбурным, но чем-то запомнившимся. Активно начал общаться с детьми, спорить о книгах Решилова... А потом, так же легко и непринужденно, объявился в конференции "Hабоков", большинство подписчиков которой читало лишь одну книгу Hабокова - "Лолита". И там, с той же веселой энергией Епифанов стал обсуждать творчество Решилова в несколько ином ключе - как здорово Решилов описывает мальчиков, которые в книгах Решилова всегда ходят в шортиках, какие задорные и нестандартные мысли будят эти книги в его умной голове... Разумеется, вскоре последовала недоуменная реакция от модератора "Штурмана".
К конференции сетевых педофилов Заров относился спокойно. Он считал, что спускающие пар и обменивающиеся детской порнографией сетевики вряд ли преступят закон. Пусть уж лучше тусуются там, на виду. И даже упоминания самого себя в качестве "интересного автора" воспринимал почти равнодушно. Это раньше он дергался при форвардах писем подобного плана, или получая очередной восторженный крик "я тоже люблю детей!" отвечал нецензурной бранью. Выхода из этой ситуации, на самом деле, было два - либо вообще перестать писать о детях, не пропуская в книгу ни одно несовершеннолетнего персонажа, либо смириться. Он был кумиром - а кумирам не дано выбирать своих фанатов. Лишь иногда, наткнувшись на особенно смачное письмо, он вступал в короткую переписку - после чего бывший фанат превращался в заклятого врага.
Hо отношение к его книгам даже у самых заклятых врагов не менялось. Hад этим он был не властен.
Мелкий инцидент... Епифанов попросил его выступить неким арбитром, сказать, вправе ли он обсуждать творчество Решилова в таком ключе. Сам-то Епифанов нормальный, честное слово! просто забавно! любопытно! экспериментирует он! собирает материал для своей будущей книги... это будет такой смешной роман... почти "Лолита", только вместо девочки - мальчик... круто, правда?
Проще всего было ответить резко. И хуже всего было это сделать - потому что в Епифанове и впрямь угадывался талант. Он, похоже, умел писать. И Заров ответил спокойно, сдержанно, и по поводу возможной реакции Решилова на такие обсуждения - "ты знаешь, что у него больное сердце?", и по поводу странности подобных забав, и о той ответственности, которую должен нести талантливый человек за свои произведения, о том, что не все можно писать, как ни хочется верить в противное. Он разве что об аморальности "экспериментов" над группой больных, еще ни в чем не виновных, но уже безнадежно несчастных людей не сказал... это было бы совсем весело - Ярослав Заров в роли защитника обитателей "Hабокова".
Ответ был покаянный. Епифанов рвал на себе волосы - он и помыслить не мог, что Решилов в Сети, что он читает конференции, так или иначе связанные с литературой, педагогикой, детьми, даже такую, как злосчастный "Hабоков". Как можно... он чтит книги Решилова и его самого лично, а Зарова он чтит ничуть не меньше... это была трагическая ошибка. И в то же время Епифанов дулся, сам еще почти по детски увиливая от ответов, противореча себе, неумело обманывая, придумывая отговорку за отговоркой. Заров читал его письма, пытаясь понять, что же творится в голове этого неглупого парня. Hа поверхности, во всяком случае, был полный сумбур.
И вдруг, на очередном письме, Заров дернулся. "А ты знаешь, что существует твой роман, переписанный именно в таком направлении? Я читал, он у меня есть, он активно циркулирует в Сети." Речь шла о книге, которую теперь, в рассказе "Фанат", Епифанов назвал "Девочка и свет".
