Что Николай Антонович ничтоже сумняшеся и проделал. Когда же пришел в себя, настал черед испугу, — да не испугу даже, а ужасу, потому что оказался он совсем в другом, абсолютно необычном и страшноватом месте.
На первый взгляд могло показаться, что очутился он на палубе авианосца. Стоял Николай Антонович у самолета вполне нормальных размеров, а впереди, за воротами ангара, простиралось бесконечное пространство палубы. На горизонте, несколько сбоку, высилась надстройка… Надстройка?! Да ведь это же стопка гигантских книг!
Николай Антонович, обнаружив, что он по-прежнему у себя в кабинете, только катастрофически помельчал, еще более дико испугался, но по прошествии какого-то времени немного успокоился, и испуг загасила злость на проклятого посетителя, втянувшего его в такую дурацкую историю.
Он осмотрел самолет. Самолет был самым настоящим. Небольшой, одномоторный, он напоминал спортивный, предназначенный для высшего пилотажа, однако сходство портили стволы двух пушек, торчавшие в передней части фюзеляжа. В кабинете, на пилотском сиденье, лежала небольшая брошюра — инструкция по управлению самолетом. Николай Антонович ее бегло просмотрел и обратил внимание на то, что несколько раз особо упоминается надежность машины. Выходило так, что летчику ничего не грозило: никаких аварий, остановок двигателя, пожаров, невыпуска шасси быть просто не могло. Сиди себе да двигай ручкой. Николай Антонович хмыкнул с сомнением и сунул брошюру в карман.
После самолета он обследовал ангар. Был тут склад горючего, несколько серебристых цистерн. Отдельно, штабелями, сложены были снарядные ящики. Мастерская тоже имелась. Рядом с ней помещалась комната отдыха с диваном. Все условия — летай на здоровье!
Но Николай Антонович на эту провокацию не поддался. Он продолжил поиски и в конце концов в углу ангара обнаружил то, что надо: щиток с единственной кнопкой красного цвета. Надпись под ней гласила: «Возврат». Николай Антонович обрадованно нажал ее и через мгновение очутился в своем, принявшем нормальные размеры, кабинете, а на столе перед ним стоял ангар, который снова был чуть поменьше коробки из-под обуви.
Какое-то время после этого Николай Антонович сидел в относительном отупении. Но зазвонил телефон, начались ежедневные заботы и, отключив ангар от сети, он отодвинул его к краю стола.
Мухи наглели по-прежнему. Даже, показалось, еще больше. Так и слышалось в их жужжании: «Струсил, струсил, боишься!» Николай Антонович только отмахивался: «Отстаньте, подлые!» — продолжал заниматься своими делами. А мысли крутились в голове независимо от его воли: «Неужели действительно струсил?» И уговаривал себя, и убеждал: «Какой из тебя летчик? Ты посмотри — брюхо из штанов вываливается! Давление повышенное, ревматизм о себе знать дает, печень побаливает. Куда тебе летать? Ну был бы пацан семнадцатилетний — другое дело. А у тебя ведь по утрам звон в ушах стоит! Сиди и не рыпайся!» Но разве кто из нас когда своего внутреннего голоса слушается? И мухи проклятые поедом ели, пешком уже по столу разгуливали.
Кончились душевные борения Николая Антоновича тем, что в обеденный перерыв, когда девчонки упрыгали в город, он опять закрыл дверь кабинета на ключ и принялся изучать инструкцию по управлению самолетом.
Была она составлена просто и доходчиво. Конечно, о том, чтобы сидеть и ручкой шевелить, и речи быть не могло. Но относительная простота существовала. Как она была достигнута — о том в инструкции умалчивалось. А впечатление сложилось такое, что у Николая Антоновича руки зачесались попробовать все же подняться в воздух.
Конца рабочего дня он ждал с таким же нетерпением, как и его подчиненные. Только причина была другой, разумеется. Минут пятнадцать он не решался нажать кнопку адаптера-миниатюризатора, как именовалось это устройство в инструкции, потом все же собрался с духом. Пережив вторичный, гораздо более слабый шок от уменьшения, твердо ступая, он прошел к самолету, забрался в кабину, пристегнул ремни и, сверившись с инструкцией, запустил двигатель. И взлетел!
Первый вылет превратился в серию взлетов и посадок. Хотя и запело сладостно в душе, когда самолет оторвался от стола, Николай Антонович этой песне наступил на горло и занялся учебным курсом. Самолет предстояло освоить досконально. Взмокла спина, потели ладони, холодные ручейки сбегали по лбу и вискам, а он раз за разом поднимал машину и плавно приземлялся. Почувствовав, что делает это хорошо, перешел к пилотажу в воздухе. Окончился учебный день только тогда, когда стрелка топливомера задрожала у ноля.
Николай Антонович подрулил к ангару, выключил двигатель, выбрался из кабины и тщательно заправил самолет с помощью ручной помпы. Только теперь он почувствовал, что устал до ватных ног и тумана перед глазами. Кое-как доковылял до кнопки возврата, нажал ее слабым пальцем и повалился в кресло. Лишь спустя какое-то время он заставил себя подняться, упаковать ангар с самолетом в коробку и спрятать ее в шкаф. Дома он пробормотал жене что-то невнятное насчет трудного дня и, отказавшись от ужина, лег спать.
Наутро, придя на работу, Николай Антонович совершил первый боевой вылет. Правда, безуспешный. Не знал он еще повадок мух, а потому, расстреляв весь боезапас, злой как черт от своей неудачи, он вернулся в нормальное обличье, сел и занялся текущими делами. Обеденный перерыв был посвящен дозаправке самолета.
Больше в этот день он не летал. Отправился после работы в библиотеку, затребовал всю возможную литературу о мухах и допоздна просидел над книгами. Узнал он многое, полезное и ненужное, лишь о тактике мушиных полетов не сказано было ничего. Наверняка было где-нибудь и об этом, но Николай Антонович махнул рукой на поиски и решил сам понаблюдать за противником, а заодно потренироваться в пилотировании.
Среди мух появление маленькой жужжащей штучки особого оживления не вызвало. Поначалу просто уходили в сторону, едва Николай Антонович пытался поймать черное брюшко в перекрестие прицела. А потом и тут обнаглели и стали буквально не давать прохода. Николай Антонович огня не открывал, присматривался, запоминал и на провокации не поддавался. Но когда жирная, с противным зеленым отливом туша прочно пристроилась сзади самолета, крутясь и наскакивая, Николай Антонович заломил вдруг крутой вираж, сумел зайти противнику в хвост, и пальцы его нажали на гашетку.
Пушки самолета заряжены были трассирующими снарядами и, видимые даже при свете дня, светящиеся змеи четко скрестились на мохнатом пузе агрессорши. И только клочья полетели. Муха задергалась, рухнула вниз, а Николай Антонович резко взял ручку на себя, взмыл к самому потолку и запел победно, описывая круг по всей комнате.
