И снова тишина, напряженная тишина ожидания. Но вот прозвучал глухой стук, словно гигантский вагон прошел колесами по стыку рельс. И снова молчание. Глубокое молчание многотысячной толпы, в которой, казалось, каждый боялся не только промолвить слово, а даже дышать.
Еще один глухой стук, — и где-то внизу в толпе прозвучало взволнованное, звонкое восклицание:
— Идет!.. Идет!..
Фоторепортер, стоявший на вышке возле академика Рындина, поспешно щелкнул затвором. Николай Петрович произнес:
— Так. Идет ровно…
Из огромного широкого сооружения медленно, — так медленно, что его хотелось подтолкнуть руками, выползал гигантский аппарат. Его длинное тело поблескивало, словно отполированное серебро. Тупой выпуклый нос, который раньше напоминал дирижабль, вышел из сооружения целиком. Он ширился, заполнял собою все, закрывая широчайшие ворота сооружения. На его блестящей поверхности можно было рассмотреть большие круглые окна, которые смотрели вперед, как глаза. С боков аппарата отходили металлические выступы, каждый, из которых держал на себе по большой блестящей сигаре с тупым концом вперед.
Ракета вышла из ангара целиком.
Это была ракета, ракетный корабль, который завтра утром должен был оторваться от земли и понестись во вселенную. Межпланетный корабль академика Рындина!
Борис Гуро с погасшей трубкой в зубах смотрел на ракету так же взволнованно, как и те, которые видели ее впервые. Даже сам Николай Петрович Рындин, творец ракеты, ощущал некоторое беспокойство. Ему самому это было немножко странно: ведь все шло так, как было предвидено, он знал не только каждое движение ракеты в будущем, он знал ее до малейшего винтика, до отдаленнейшего ее закоулка. Но зрелище было настолько грандиозно, что заставляло волноваться каждого.
Вот ракета вышла из ангара целиком. Ее длинное сигароподобное тело заметно сужалось к концу. Три одинаковых стабилизатора заканчивали главный корпус. Один из них смотрел вверх, два были направлены в сторону с заметным наклоном вниз. Ракета медленно подвигалась по рельсам к озеру, подтягиваемая стальными тросами.
— Не могу отделаться от впечатления, что она сейчас потонет, — растерянно обратился к Рындину человек с фотоаппаратом, не переставая однако щелкать затвором. — Ракета кажется такой тяжелой… Как может она держаться на поверхности воды?
Рындин усмехнулся:
— Этого не очень-то легко было добиться. Потому-то и пришлось делать ракету из нового интересного сплава металлов: супермагния. Этот сплав самый легкий из всех известных нам доселе металлов и сплавов. Вот почему мой корабль не может потонуть в воде, — разумеется, если он не наполнится водой. Но такая возможность, как вы сами понимаете, мало вероятна.
— Однако зачем вам обязательно нужно лететь с поверхности воды? — не унимался его собеседник. — Ведь можно же было отправить ракету, скажем, с высокого помоста, с эстакады… Ну, вот так, как вы отправляли ту ракету, на Луну…
Академик Рындин не успел ответить. Вадим Сокол сердито обратился к незнакомцу:
— А там, на Венере, нам точно также выстроят эстакаду? Или, может быть, по-вашему, нам лучше просто остаться там — без малейшей попытки возвратиться назад?
Гуро дотронулся до руки Сокола:
— Вадим, — тихо оказал он, — вы слишком раздражительны! Неудобно…
Сокол пожал плечами и вновь повернулся к перилам. Николай Петрович тем временем объяснял:
— Первые ракеты мы отправляли пустыми. Они не должны были возвращаться назад, кроме последней. А она, эта последняя, как вам известно, облетела вокруг Луны и, не спускаясь на нее, повернула назад и снова прилетела на Землю. Теперь перед вами пассажирский ракетный корабль. Мы спустимся, как вы знаете, на Венеру. Затем нам нужно будет снова вылететь, чтобы вернуться на Землю. А на Венере, как сказал товарищ Сокол, для нас эстакады нет, никто ее не приготовил. Вот поэтому мы предполагаем стартовать и на Венере с водной поверхности… если нам посчастливится найти ее. А не будет воды — тогда, конечно, придется стартовать и с материка. Хотя это не так безопасно, но мы подготовлены и к этому. В моем корабле есть механизм, который позволяет поставить всю ракету на колеса. Понимаете? Чтоб не было надобности в эстакаде, мы и сделали наш ракетный корабль возможно более легким.
— Вот как… — пробормотал его собеседник. Он с минутку подумал и потом мечтательно добавил: — Вы знаете, я так увлекся вашим предприятием, что даже провел несколько вечеров в обсерватории… Смотрел в телескоп на Венеру. Очаровательная планета! Я просто не отрывал глаз, разглядывая каждый ее лучик…
Гуро чмокнул потухшей трубкой; в его глазах мелькнула ироническая усмешка.
— Внимательно рассматривали, товарищ?
— Ну, разумеется, внимательно.
— Да? И как же, по вашим наблюдениям: не заметно на поверхности Венеры каких-нибудь штормов или бурь и тому подобного? Мне очень интересно было бы узнать об этом. Боюсь, как бы не помешали нам там какие-нибудь атмосферные осложнения.
Человек с фотоаппаратом сконфузился, не понимая, шутит или серьезно говорит Гуро. Лицо охотника сохраняло невозмутимое выражение.
Николай Петрович рассмеялся.
— Оставьте шутки, Борис! Посмотрите-ка лучше — вот ракета уже приближается к воде.
Действительно, нижняя часть корабля дошла до воды. По поверхности озера побежали широкие полукруги. А ракета ползла дальше. Вот она уже вдвинулась передней частью в озеро, вот заколебалась, качнулась. Стальные тросы тянули ее дальше, послышались всплески.
— Плывет!.. Плывет!..
Это был тот самый, взволнованный, молодой и звонкий голос, который в свое время оповестил всех про выход ракеты из ангара. Борис Гуро поднес к глазам бинокль и посмотрел туда, откуда доносился голос. Охотник увидел невысокого парня в юнгштурмовке, который толкал руками девушку, стоявшую перед ним, и выкрикивал:
— Смотри! Смотри! Плывет!
Гуро опустил бинокль: какой-то восторженный юноша, вот и все. Из породы тех энтузиастов, которые не спали все эти ночи, мечтая о будущем старте ракетного корабля. Сколько их, таких, в этой толпе? И каждый мечтает о том, чтобы принять участие в полете. Каждый пишет влюбленные письма Рындину, Соколу, ему — Гуро, каждый требует немедленного ответа, присылает свои собственные предложения и советы. Молодежь, молодежь!
Человек с фотоаппаратом перестал, наконец, щелкать затвором. Он смотрел теперь на Рындина, обдумывая, по-видимому, еще какие-то вопросы. По всем признакам ему очень хотелось еще о чем-то спросить Николая Петровича. Но академик не отрывал глаз от ракеты, внимательно следя за каждым ее движением. Человек с фотоаппаратом перевел взгляд на Гуро:
