— Еще пятнадцать минут!
Во всех странах, во всех городах и местечках человечество ожидало этого сигнала, который облетел землю ровно без четверти двенадцать. Те, кто был дома, в последний раз старательно настраивали приемник; люди, проходившие по улицам, искали глазами ближайший репродуктор, чтобы остановиться возле него и слушать.
Старая Земля слушала.
Бесспорно, самыми счастливыми следовало считать тех, у кого была возможность включиться в колоссальный людской поток, отдаться ему целиком до той секунды, когда этот поток внесет человека в гигантский Дворец науки и культуры, протолкнет счастливца на его место в одном из бесчисленных концентрических кругов самого большого в мире главного зала и оставит там. Однако для этого нужно было присутствовать в столице великого Советского Союза, в красной Москве, где высился дворец.
Минуты текли нестерпимо медленно. Казалось, что они превратились в часы. Уже не было ни одного места в главном зале от стола президиума до самых верхних рядов стульев. Необычайная тишина царила в зале, несмотря на то, что здесь собралось около пятидесяти тысяч человек; такая же тишина, которая царила возле каждого в мире радиоприемника, настроенного на Москву.
И вот канули в вечность последние секунды. Минутная стрелка накрыла часовую; обе вместе они указали на циферблате цифру XII. И весь зал, все человечество, приникшее к приемникам и репродукторам, — услышали еще один короткий резкий звонок. Последний сигнал!
За ним прозвучали двенадцать громких и долгих ударов часов. И когда еще были слышны эти удары, оранжевым светом засияли экраны телевизоров по всей земле, четким и ярким рисунком возникли на них очертания огромного зала Дворца.
В напряженной тишине растаял последний удар часов. И должно быть, никогда еще не вслушивалась так Земля в тихий шорох, который доносился из громкоговорителей. Еще секунда… две… три…
— Всемирное собрание объявляю открытым! Слово имеет академик Николай Петрович Рындин.
Взрыв, смерч, буря рукоплесканий разорвали тишину и штормом пронеслись по земле. Люди в зале, люди в городах и местечках, которым до этого нестерпимо тягучими казались секунды, забыли про время, про секунды и минуты, стараясь как можно громче, как можно дольше рукоплескать.
И среди этой бури не слышно было уже ничего, потому что люди и не слушали ничего. Они лишь смотрели, как твердыми, решительными шагами прошел на трибуну в центре зала человек, как он остановился, положил руки на барьер, поклонился.
Почти одновременно с разных сторон ударили белые лучи прожекторов. Лучи скрестились у трибуны, залили своим светом крошечный издалека силуэт человека. И мгновенно этот силуэт неимоверно вырос, превратился в великана, который почти упирался головой в потолок дворца. Силуэт слегка колебался в воздухе, он был словно из какого-то полупрозрачного вещества — присматриваясь, можно было увидеть сквозь него противоположные стены, едва заметные вдали. Это было последнее достижение оптической техники: освещенные прожекторами зеркала на трибуне отбрасывали вверх гигантский светящийся силуэт, рельефное изображение оратора.
Теперь уже каждый видел увеличенное до грандиозных размеров, знакомое лицо всемирно знаменитого академика Николая Петровича Рындина. Вот характерная шапка его седых волос, энергичные, нависшие над пронзительными глазами брови, ровный нос, усы и подстриженная бородка. Новая буря рукоплесканий пронеслась по залу, разлилась по всей земле: это он, он!..
Но вот академик Рындин решительно поднял руку. Она, казалось, пронзила потолок и исчезла за ним. Академик потребовал тишины. Этого было достаточно: за несколько секунд зал затих так, что каждый мог слышать дыхание своего соседа. Академик оперся руками на барьер трибуны.
— Уважаемые товарищи! Моя задача сегодня не особенно сложна, и я попытаюсь выполнить ее как можно быстрее — ведь я должен лишь кратко и ясно напомнить вам о том, что все вы уже неоднократно читали. Вы знаете, что сегодня мы встречаемся в последний раз, — по крайней мере в последний раз перед разлукой на долгое время. Когда мы снова увидимся с вами? Это будет, я надеюсь, через два года и пятьдесят шесть дней. Может статься, что нам не посчастливится использовать нужный момент: тогда мы вернемся через четыре года и сто двенадцать дней. Но может быть и иначе…
Короткая, насыщенная какой-то тревогой пауза заставила всех вздрогнуть. Да, может быть и иначе… Неведомые опасности ожидают отважных путешественников по неизвестным пространствам космоса: что ожидает их на далекой соседке Земли?
— Однако мы уверены, что выполним наше задание. Этого требует наш великий Советский Союз, наша великая родина. Для чего мы покидаем завтра нашу старую планету, для чего летим мы в безграничные пространства вселенной? Ответ очень краток — всего два слова: коррозия и энергия. Сначала о первом, коррозии. Что это такое? Как вам известно, коррозией называется химическое разрушение металла вследствие различных влияний. Ржавчина на железе, зеленая окись на меди — все это коррозия. Это страшный враг, который похищает у нас неимоверное количество металла. Мы утрачиваем ежегодно около сорока процентов — почти половину! — того металла, который добываем на протяжении года. Мы боремся с коррозией, мы изыскиваем разнообразные способы сплавлять железо — с никелем, с хромом и другими элементами. Но этого мало, враг все равно крадет металл. И мы хотим окончательно преодолеть его. Как?..
Академик Рындин осмотрел притихший зал.
— Вспомните известную таблицу элементов великого химика Менделеева. Вспомнив ее, вы сразу увидите, что она, в современном виде, как-то неожиданно обрывается на элементе номер девяносто два, на уране. Элементов тяжелее урана на Земле до сих пор найти не удалось. Но можно ли из этого сделать вывод, что таких, более тяжелых элементов не существует вообще? Нет. Ученые давно уже мечтали о возможности расширения таблицы Менделеева. Кое-кто даже выдвинул определенное предположение о том, что сверхтяжелые элементы должны существовать в природе вселенной. Почему же они не найдены? Потому что, как мы знаем, некоторые элементы сами постепенно распадаются (это относится к радиоактивным элементам), некоторые же из них имеются в земле в весьма малом количестве или в совсем неприступных для человека сферах земного шара, скажем, — в его раскаленных недрах. Посмотрите сюда!
В сверкающем свете с потолка опустилось большое полотнище, на котором каждый мог узнать знакомые графы таблицы Менделеева. Но таблица имела все же не совсем обычный вид. Ее ровные ряды не заканчивались ураном, элементом номер девяносто два. Нет, эти ряды продолжались далее и ниже, в их клетках виднелись условные обозначения еще неизвестных новых элементов. Академик указал на эти обозначения:
