Человек по имени Максвелл Маузер создал труд по актинической философии, написание которого заняло семь минут. Для создания философских трудов пользовались общей схемой и индексом понятий, устанавливая активатор на подходящую терминологию в каждом подразделе, а более умелые пользовались усилителем парадоксов и смесителем поразительных аналогий; кроме того, градуировали особую точку зрения и личностную интонацию. Из всего этого выходил хороший труд, поскольку при такого рода продукции совершенство стало автоматическим минимумом.
— А теперь немного бакалеи для украшения торта, — сказал Максвелл и нажал рычаг. По всему труду горстями посыпались слова вроде «хтонический», «эвристический» и «прозимеиды», чтобы никто не сомневался, что это философский труд.
Максвелл Маузер принялся посылать свою работу издателям и каждый раз в течение трех минут получал ее обратно. Анализ труда и причины отказа каждый раз сообщались — как правило, утверждали, что это уже делали раньше и лучше. В течение тридцати минут ее вернули Максвеллу десять раз, и ему стало надоедать. Вот тут и наступил перелом.
За последние десять минут гвоздем стала работа Ладиона, и теперь сочли, что монография Максвелла ее дополняет и одновременно дает на нее ответ. Ее приняли для публикации и издали меньше чем за минуту. В течение первых пяти минут рецензии были осторожны по тону, а потом начался настоящий энтузиазм. Это был один из величайших философских трудов, появившихся в ранние и средние ночные часы. Нашлись и такие, что утверждали, будто успех может стать постоянным и даже будто книга привлечет внимание зорян на следующее утро.
Разумеется, Максвелл стал очень богат и разумеется, Ильдефонса пришла увидеться с ним около полуночи. Как философ-революционер Максвелл считал, что они могут жить без формальных процедур, но Ильдефонса настаивала на браке. Тогда Максвелл развелся с Джуди Маузер в Суде по Мелким Делам и вышел оттуда с Ильдефонсой.
Эта Джуди, хоть и не такая красивая, как Ильдефонса, собирала больше всех мужчин в городе. Она хотела человека минуты только на минуту, и всегда оказывалась там, где нужно, даже перед Ильдефонсой. Ильдефонса верила, что отбирает мужчин у Джуди, а Джуди твердила, что Ильдефонса получает оставшееся после нее и ничего больше.
— Я была с ним первой, — смеялась Джуди, проносясь по Суду по Мелким Делам.
— О, эта проклятая шлюха, — стонала Ильдефонса. — Она носит мои трусы, прежде чем я успею их надеть.
Максвелл Маузер и Ильдефонса Импала поехали на медовый месяц на курорт Мьюзикбокс Маунтин. Было чудесно. Данбар и Фиттл сделали вершины гор из зеленого снега (а на Бирже Бэзил Бегельбекер копил свое третье за ночь и самое крупное состояние, которое могло превзойти даже четвертое с прошлого четверга). Шалаши были более швейцарскими, чем в самой Швейцарии, в каждой комнате имелась живая коза (а Стенли Скулдаггер вспыхнул на небосклоне как ведущий актер центральных ночных часов). Популярнейшим напитком в это время стал «Глотзенбюргер»: «Ив Чизе», смешанный с рейнским вином на кубиках розового льда (а в городе самые главные нокталопы отправились в Клуб для Важных Особ на полуночный отдых).
Разумеется, было чудесно, как всегда с Ильдефонсой, но она никогда не изучала философии, поэтому запланировала только тридцатипятиминутный медовый месяц. Чтобы убедиться, она взглянула на указатель спроса и увидела, что ее нынешний муж выходит в тираж, а его труд цитируют насмешливо, как «Макси-Маузер». Они вернулись в город и развелись в Суде по Мелким Делам.
Состав Клуба для Важных Особ постоянно менялся: успех был входным билетом. Бэзил Бегельбекер мог быть принят, выбран на пост председателя и вышвырнут из клуба как грязный нищий от трех до шести раз за ночь. В Клубе могли состоять только важные личности либо те, кто стал важным ненадолго.
— Думаю, что засну завтра, во время зорян, — сказал Оверкалл. — Пожалуй, съезжу на часок в этот новый город Космополис. Говорят, там неплохо. А ты где переночуешь, Бэзил?
— В ночлежке.
— Я полагаю, что через час буду спать по методу Мидиана, — сказал Бурнбаннер. — У них отличная новая клиника. Часок просплю методом Прасенки, а час — Дормидио.
— А Шекль спит час естественным способом, — сказал Оверкалл.
— Недавно я делал это в течение получаса, — добавил Бурнбаннер. — Думаю, час — это слишком долго. Ты пробовал естественный способ, Бэзил?
— Только им и пользуюсь. Естественный способ и бутылка спиртного.
Стенли Скулдаггер стал самой яркой звездой недели. Разумеется, он получил огромное состояние, и Ильдефонса Импала пришла увидеться с ним в три часа утра.
— Я была с ним первой, — звучал насмешливый голос Джуди Скулдаггер, когда она разводилась с ним в Суде по Мелким Делам. Ильдефонса и Стенли отправились на медовый месяц. Приятно было закончить ночь с актером; это самые страстные экземпляры, к тому же в них есть что-то юношеское и простецкое.
Кроме того, это означало рекламу, что нравилось Ильдефонсе. Пошли в ход языки. Продлится ли это десять минут? Тридцать? Час? Может, то будет один из тех редких у нокталопов браков, которые тянутся до дневных часов? А может, даже до следующей ночи?
В действительности он длился около сорока минут, почти до конца периода.
Медленно тянулась ночь со вторника на среду. На рынок выбросили несколько сотен новых продуктов. Появились штук двадцать театральных пьес: трех- и пятиминутные драмы в капсулах и шестиминутные долгоиграющие представления. «Ночная Улица, 9» — действительно свинский опус выделялась среди прочих пьес, и так будет до тех пор, пока она не станет прошлым.
Вздымались стоэтажные дома, их занимали, покидали и снова разбирали, чтобы освободить место для более современной конструкции. Только посредственность воспользовалась бы зданием, оставленным дневными мухами, зорянами или даже ночниками с предыдущей ночи. Город был целиком перестроен не менее трех раз в течение одного восьмичасового цикла.
Время шло к концу. Бэзил Бегельбекер, богатейший человек мира, председатель Клуба для Важных Особ, развлекался в обществе друзей. Его четвертое этой ночью состояние напоминало бумажную пирамиду, выросшую до невероятных размеров. Бэзил смеялся в душе, вспоминая штуки, на которых она базировалась.
Твердым шагом вошли трое привратников.
— Убирайся отсюда, ты, грязный бродяга, — яростно сказали они Бэзилу, сорвали с него тогу воротилы и швырнули взамен потертые лохмотья нищего.
— Все пропало? — спросил Бэзил. — Я думал, это продлится еще минут пять.
— Все пропало, — подтвердил посланец с Биржи. — Девять миллиардов за пять минут. И потянуло за собой еще несколько других.
