Он уже привязал Шейлу как следует, обмотав веревкой все тело; спина ее оказалась вплотную прижатой к спинке стула. Поэтому она решила, что незнакомец вряд ли собирается ее изнасиловать, но это ее отнюдь не успокоило. Изнасилование было ей понятно; она могла бы смириться с ним, пережить его.
— Но у меня есть сын, — сказала она. — Может, он и ниже тебя ростом, но он состоит в банде и весьма проворен. У него всегда с собой нож. Может быть, он уже дорос и до пушки, а если нет, кое-кто из его приятелей наверняка дорос.
— Все это верно, — с готовностью признал старик, — но ты упустила тот факт, что Даррен здесь больше не появляется, потому что ему так же неприятно с тобой общаться, как и остальным мужчинам в твоей жалкой жизни. Грубо говоря, ты ему отвратительна.
— Трэйси любит меня, — возразила Шейла, чувствуя настолько сильное желание убедить в этом незнакомца, что даже не обратила внимания на упоминание имени сына.
Саквояж уже был открыт, и высокий человек ловко извлекал оттуда какие-то предметы зловещего вида, походившие на оборудование химической лаборатории. Там были бутыли и кувшины, колбы и треноги, даже ступка с пестиком. Он вытащил также нечто напоминавшее пресловутую газовую зажигалку, зажигающуюся с одного прикосновения.
— Это тоже верно, — продолжал безжалостный палач. — В Трэйси много любви, так же как и в тебе, любви, вечно жаждущей лучшего объекта. Она тоже быстро расстается с парнями, так? Но еще не оставила надежды. Даррен для меня бесполезен, поскольку митохондриальные[2] придатки у мужчин атрофируются задолго до достижения половой зрелости. Но я мог бы пойти вместо тебя к Трэйси, и, вероятно, она оказалась бы более сговорчивой. Однако это было бы неспортивно. Она же еще ребенок, а ты имеешь право на свой шанс. Было бы просто несправедливо оставить тебя за бортом. Ее жизнь тоже навсегда изменится, когда ты пробудишься. И жизнь Даррена, хотя он вряд ли будет за это благодарен. Это было уже слишком.
— Что за чушь ты порешь, ублюдок тупой? — крикнула Шейла, понимая, что выдает себя — она потеряла присутствие духа, ему удалось запугать ее своими идиотскими речами.
— Мое имя — настоящее имя, а не то, что стоит в водительских правах, — Зармеродах, — сообщил высокий человек. — Прежде это тело принадлежало океанографу доктору Артуру Бейлиссу, но я смог избавить его от невероятно скучной возни с вонючей грязью, извлеченной со дна океана. ДНК-хищник, существовавшая в кристаллическом виде в моем воплощении — вирусе, понемногу вытеснила из клеток этого тела его ДНК, а затем установила новые связи между нейронами мозга. Головные боли были ужасны. Хотел бы я тебя утешить и сказать, что ты ничего подобного не испытаешь, но, увы, — хотя боль будет менее продолжительной, она будет более сильной. К сожалению, я не могу взять и скормить тебе дозу напичканной вирусами баланды, все не так просто. Твоя ДНК-хищник уже имеется в клетках этого тела, просто она находится в латентном состоянии, спрятанная в митохондриальных придатках, и ждет, пока ее активируют. Процесс активации весьма сложен, но его возможно провести при наличии необходимого сырья. У меня оно есть — хотя найти все компоненты было непросто. На то, чтобы запустить процесс, потребуется час, а через шесть месяцев после этого превращение завершится.
Шейла не поняла ни слова из этой тирады, но ей показалось, что она уловила суть.
— Превращение в кого? — воскликнула она, вспомнив Невероятного Халка[3] и мистера Хайда.
— О, не волнуйся насчет этого, — сказал он. — Ты будешь выглядеть как все люди. Волосы поседеют за одну ночь, но дряблые бока и целлюлит исчезнут. Супермоделью ты не станешь, зато проживешь тысячи лет. В каком-то смысле, ты уже прожила несколько тысяч лет, если вспомнить, что твое настоящее «я» скрыто в недрах твоих клеток. Твоя истинная личность принадлежит к числу бессмертных атлантов.
Шейла всегда считала, что вполне способна управляться с психопатами — она их достаточно повидала на своем веку, — но по горькому опыту она знала, что шизофреник, поглощенный своим бредом, — это совсем другое дело. Она снова начала кричать, еще более громко и отчаянно, чем прежде.
В соседних квартирах, думала она, ее крики слышит по крайней мере дюжина человек. Шансы на то, что кто-то из них отреагирует — любым способом, — были весьма ничтожны, ведь крики здесь были обычным явлением, и все же это была ее последняя надежда.
Доктор Артур Бейлисс, он же Зармеродах, очевидно, считал так же, потому что он запихнул ей в рот носовой платок и привязал кляп очередным куском своей необыкновенной бечевки.
А потом занялся таинственными препаратами.
Шейла понятия не имела, что за ингредиенты ее мучитель смешивал в своих колбах, но она бы не удивилась, скажи он ей, что среди них — кровь девственницы, гадючий яд и галлюциногенная слизь, выделяемая южноамериканскими жабами-агами. Шейла заметила, что старик толок в ступе шляпки поганок, какие-то ароматические коренья и пахучие цветы, и ожидала, что смесь эта так же смертоносна, как паслен, и так же опасна для рассудка, как самые мощные в мире наркотические грибы.
Работая, высокий человек продолжал говорить.
— Я бы с гораздо большей охотой действовал после твоего информированного согласия, — сообщил он, — хотя я больше не доктор наук и уж тем более не врач, но в данных обстоятельствах это непрактично. Твое ложное «я» никогда бы не согласилось отступить перед истинным, хотя ты и жалкое ничтожество и ведешь отвратительную жизнь — ведь такова природа личности, она эгоистична.
Он смолк, чтобы отобрать с помощью шпателя дозу какого-то красного порошка, затем насыпал его в колбу, содержимое которой уже бурлило на горелке. Старик не пользовался весами, но измерения явно были очень точными.
— Если бы у гусениц был выбор, — продолжал он, — они бы никогда не согласились стать бабочками. Тебе, вероятно, известно, что некоторым видам насекомых это и не нужно — это называется «педогенез». Вместо того чтобы превращаться в куколок и снова возрождаться к жизни в качестве взрослых особей, они «выращивают» у себя половые органы и размножаются еще в личиночном состоянии, иногда на протяжении нескольких поколений. Они способны передавать генетическую информацию, и их потомки смогут когда-нибудь осуществить метаморфозу, хотя это произойдет лишь в ответ на эффективное воздействие внешней среды. Тогда эти потомки, какими бы отдаленными они ни были, в конце концов станут теми, кем им предназначено было стать, и узнают свою истинную природу, свою славу и свою судьбу.
