. . .
Я сидел на бордюре среди цветущих кустов шиповника. Рядом со мной примостился человек в шоколадном костюме. Он закурил сигарету и одёрнул брюки. - Вы, конечно, понимаете, что этого не может быть. - Почему же? Мимо прошёл парень с женским лицом на майке. - Во-первых, потому что путешествие во времени невозможно... - А во-вторых,- оборвал его я,- потому что вас уже нет, вы исчезли, испарились в тот самый момент, когда я отказался говорить под диктовку. Он и в самом деле исчез, и я был один среди цветущих кустов шиповника. Кажется, я был спасён. И счастлив от того, что этот день наконец-то кончился.
Продано
Мимо заспанных домов стареющей улицы, мимо дымящихся фонарей добросовестно тащились трамваи. "Подождите, подождите, вы забыли свой зонтик!" "Ах, спасибо". По тротуарам кочевали лики напудренной кожи и рыжие, золотые, чёрные локоны над отворотами плащей и пальто. Длинные тонкие нити проводов стряхивали студёную влагу, которая летела мелкими брызгами и никак не давала сосредоточиться тем, кто вышел из дому пораньше, и тем, кто ещё помнил ночные огни аэропорта. Я сидел на плоском сиденье троллейбуса и рассеянно наблюдал за тем, как люди входят и выходят на остановках, озабоченно смотрят на небо и поднимают жёсткие холодные воротники. У водителя поскуливало радио. - Тьфу ты, чёрт! Весь как есть выпачкался! - огромного роста гражданин, брезгливо посмотрел на свой рукав и покачал головой. Рукав был весь в противных тёмно-красных разводьях. П о ч е м у о н и в с е т а к н а м е н я у с т а в и л и с ь ? Я оглядел себя и с ужасом заметил, что левая моя рука распорота (должно быть, за гвоздь где-то зацепился. И что за идиотство оставлять торчать эти ржавые острые гвозди!), и из открытой раны совершенно свободно и естественно изливается кровь, как из какой-нибудь водосточной трубы. И н т е р е с н о, д а в н о э т о т а к ? Мою голову сдавило дикое головокружение, к горлу подступила тошнота, я хотел что-то сказать, и не мог... Все осуждающе смотрели на меня и качали головами. Вамнеследовало...- прозвучало уже где-то высоко-высоко, выше даже чем гудрон и жесть, где-то у самого неба. Глаза оцепенели и скрылись под кожей.
. . .
Горящие деревья валились на шахматные столики, сметая симметрию Игры. Люди с ручными пулемётами сосредоточенно целились через оконные проёмы по новорожденным щенкам, которые кричали детскими голосами и беспомощно пытались разлепить веки. Это сон или пробуждение? - Вы, должно быть, желаете горячих сосисок? Хозяин закусочной, бессердечно улыбаясь, правил окровавленный фарш в адскую машину. Что же я хотел спросить у него? Ах, да. - Вы не знаете, какое сейчас время года? Кажется, была осень? - Это время, когда кончилась осень, а зима не началась, то есть то, что называется затмением. Да я уже и сам заметил, что журналы как-то уж очень нелепо смотрятся среди битых бутылок. Мимо, зубоскаля и подпрыгивая, летели выкрашенные точно заборы катафалки, похожие на инвалидные коляски. Из них выглядывали бритые подбородки и гарантировали безопасность маршрута. На каждом подбородке было по три родинки, благоухающие одеколоном. - Почему они не спрячут подбородки в лисий мех? Ведь уже холодно. - Лисий мех, вы говорите?- он смущённо почесал за ухом.- Должно быть, они уверены, что с ними ничего не случится. - И вы тоже? - Что тоже? - Тоже уверены? Он явно ждал этого вопроса и тут же страдальчески закатил глаза. - Кто ведает, что будет завтра? У меня уже третий раз за неделю бьют витрину, и ничего, живу. Страшновато, конечно. - Я так боюсь за эту улицу, ведь год идёт за годом, а она не меняется... - Вы совершенно правы, совершенно правы... Он продолжал вздыхать, а тем временем фарш выползал у него между пальцев как внутренности отвратительного монстра. К моему счастью, запах кофе перебивал запах отработанных пороховых газов, и я имел прекрасную возможность (по крайней мере, так было написано на вывеске) спокойно позавтракать. За катафалками последовали стаи чёрных птиц, а уже после них полыхнули голубые и белые листки бумаги, за которыми тянулись тысячи пятипалых рук. Толпы людей судорожно глотали крепко заваренный воздух и мельтешили точно огни сигнализации. - Вы, верно, подумали о сигнализации? Да, без неё теперь никак нельзя. У меня не было сил повернуться к нему, чтобы ответить. Я не мог смотреть на его пальцы. Тут моё внимание привлёк плюшевый медвежонок - чуточку нелепый, забавный и добродушный медвежонок. На животе у него была зелёная наклейка "ПРОДАНО". Сначала это показалось мне возмутительно неприличным, но потом я подумал: "Раз это так, то, видимо, иначе и не может быть. Следствие всегда вытекает из условия, и с этим ничего не поделаешь". И грязное бельё на грязных бельевых верёвках уверенно подтверждало правоту этой мысли. - Сколько я вам должен? Странная тишина. - Эй, я хочу расплатиться. Молчание. Улица была чудовищно пуста. Закусочная была чудовищно пуста. И тогда (только тогда!) я вдруг явственно услышал завывание ветра. Последнего ветра в этом году.
. . .
Люди с неохотой стряхивали остатки сна, озабоченно глядя на небо и поднимая холодные жёсткие воротники. Они осуждающе смотрели на меня и качали головами. Но как я мог объяснить им, что дело вовсе не в моих вспоротых венах!
. . .
Пёстрые змеи впиваются в охваченные ужасом глаза квартир и высасывают жизнь из новых и новых тысяч спящих супружеских пар. Это комиксы, цветные комиксы, которые лежат сейчас передо мной на столе.
Пауза
Нас заносило обгорелыми хлопьями бумаги, которые вспыхивали в ночном небе сверкающими бабочками и тут же тонули в непроглядном аквариуме пустоты. Колёса примерзали к рельсам. Меж рядов, примятых задами всех тех, кто сидел, уныло уставившись в своё отражение в чёрном стекле, или просто дремал, или читал газету, протискивались контролёры,- синие контролёры с красными повязками. С чьей-то сумки капало молоко из протёкшего пакета, оно разбрызгивалось, становясь неподражаемо голубым. Оскаленные зубы под густыми усами - в этом вагоне это означало улыбку. Посмотрел, Сделал, Сравнил. Образцовые биографии на стене во весь голос рекламировали такую манеру поведения. "КУРИТЬ ЗАПРЕЩЕНО!" Всё расплывалось как потолок от температуры. "Курить запрещено. Штраф..." Внизу под табличкой на корточках сидел длинноволосый парень в потёртой джинсовке и как ни в чём ни бывало курил. Десять тысяч охрипших змеев ревели как вьюга. Наверное, где-то сейчас самолёты вызывали диспетчерские аэропортов, а телефоны отвечали безнадёжными долгими гудками. Всё это напоминало Сцену в Больнице.
Сцена в Больнице
Кабинетная тишина. Стенгазета о вреде кофе, никотина и алкоголя. Осунувшиеся от скуки лица безразлично наблюдают за тщетной попыткой оприличить коридор приторно-белым светом. Изредка кто-нибудь вздыхает и ёрзает на стуле. Изредка проходят женщины в белых халатах. - Следующий. Мозги и руки совершенно нечем занять. - Следующий. Я прохожу по застеклённому боксу, где на жёсткой обивке кожзаменителя лежит замотанная в цветастое тряпьё старуха и безучастно следит за неподвижностью стены. (Одна её рука придерживает платок, другая лежит без дела. Носки дырявые.) Я ложусь под рентгеновский аппарат. По инерции не в состоянии ни о чём думать, разве что о какой-нибудь ерунде. - Лежите спокойно. ... - Не шевелитесь. Чудовищно, но кроме этой комнаты сейчас нет ничего. Кроме этих дежурно-холодных, дежурно-мягких и дежурно-чистых рук. Белых халат призван символизировать Стерильность и Излечимость. Но я никак не могу представить, чтобы эти руки держали зажжённую свечу, когда за окном мечутся зашторенные ветви, и хочется погладить страницы тех книг, что учили нас жить совсем иначе, нежели описано в Образцовых Биографиях. Чью истину несёт прозрачность охряно-голубой осени... - Готово. Если это отняло только полдня, то можно, в конце концов, отнестись к этому просто как к приключению. Ведь так?
