. . .
Люди с неохотой стряхивали остатки сна, озабоченно глядя на небо и поднимая холодные жёсткие воротники. Они осуждающе смотрели на меня и качали головами. Но как я мог объяснить им, что дело вовсе не в моих вспоротых венах!
. . .
Пёстрые змеи впиваются в охваченные ужасом глаза квартир и высасывают жизнь из новых и новых тысяч спящих супружеских пар. Это комиксы, цветные комиксы, которые лежат сейчас передо мной на столе.
Пауза
Нас заносило обгорелыми хлопьями бумаги, которые вспыхивали в ночном небе сверкающими бабочками и тут же тонули в непроглядном аквариуме пустоты. Колёса примерзали к рельсам. Меж рядов, примятых задами всех тех, кто сидел, уныло уставившись в своё отражение в чёрном стекле, или просто дремал, или читал газету, протискивались контролёры,- синие контролёры с красными повязками. С чьей-то сумки капало молоко из протёкшего пакета, оно разбрызгивалось, становясь неподражаемо голубым. Оскаленные зубы под густыми усами - в этом вагоне это означало улыбку. Посмотрел, Сделал, Сравнил. Образцовые биографии на стене во весь голос рекламировали такую манеру поведения. "КУРИТЬ ЗАПРЕЩЕНО!" Всё расплывалось как потолок от температуры. "Курить запрещено. Штраф..." Внизу под табличкой на корточках сидел длинноволосый парень в потёртой джинсовке и как ни в чём ни бывало курил. Десять тысяч охрипших змеев ревели как вьюга. Наверное, где-то сейчас самолёты вызывали диспетчерские аэропортов, а телефоны отвечали безнадёжными долгими гудками. Всё это напоминало Сцену в Больнице.
Сцена в Больнице
Кабинетная тишина. Стенгазета о вреде кофе, никотина и алкоголя. Осунувшиеся от скуки лица безразлично наблюдают за тщетной попыткой оприличить коридор приторно-белым светом. Изредка кто-нибудь вздыхает и ёрзает на стуле. Изредка проходят женщины в белых халатах. - Следующий. Мозги и руки совершенно нечем занять. - Следующий. Я прохожу по застеклённому боксу, где на жёсткой обивке кожзаменителя лежит замотанная в цветастое тряпьё старуха и безучастно следит за неподвижностью стены. (Одна её рука придерживает платок, другая лежит без дела. Носки дырявые.) Я ложусь под рентгеновский аппарат. По инерции не в состоянии ни о чём думать, разве что о какой-нибудь ерунде. - Лежите спокойно. ... - Не шевелитесь. Чудовищно, но кроме этой комнаты сейчас нет ничего. Кроме этих дежурно-холодных, дежурно-мягких и дежурно-чистых рук. Белых халат призван символизировать Стерильность и Излечимость. Но я никак не могу представить, чтобы эти руки держали зажжённую свечу, когда за окном мечутся зашторенные ветви, и хочется погладить страницы тех книг, что учили нас жить совсем иначе, нежели описано в Образцовых Биографиях. Чью истину несёт прозрачность охряно-голубой осени... - Готово. Если это отняло только полдня, то можно, в конце концов, отнестись к этому просто как к приключению. Ведь так?
Какой-то водянисто-жирной даме вида дряблого и несъедобного пришло в голову, что слишком жарко. Терпеть не могу обнажённого мяса. И этот проклятый запах пота! Тошнота. Пробежали какие-то люди. Ещё. Ещё. Раздались дурацкие оглушительные выстрелы (всё происходило как в кошмаре). Парень в джинсовке завалился набок, и простонав что-то, умер. Больше он улыбаться не будет. Потом была возня. Были вызваны... Да. Были обезврежены... Да. Ну в общем, всё как полагается. Порядок был восстановлен. Жертвы? Нет, жертв нет. Была одна, да умерла. Теперь нет. И потом, милые граждане, разве это жертва? Дама, которой было жарко, стала напяливать одежду обратно, видимо сообразив, что обстановка не совсем подходит для стриптиза. Никто, кажется, не смутился нелепости произошедшего. Многолетняя привычка. Мимо окон прогрохотал поезд. Неужели мы так долго стояли только для того, чтобы нас кто-то обогнал? Все оживились. Поехали. Точно и не останавливались, только в тамбуре ещё остались следы крови, но наверное, ненадолго. Если это отняло только полжизни, то можно, в конце концов, отнестись к этому просто как к приключению. Ведь так?..
Курс на Эльдорадо
Дорога была широкая и удобная, и растопыренные пальцы деревьев нелепой своей символикой вряд ли могли задержать на себе чьё-то внимание. Машины, проносившиеся мимо, были заново выкрашены, и у каждой был свой Шанс на Выигрыш. Случайность порождает множественность, равно как и наоборот. Это лотерея, в которой разыгрывается боль. Чем крупнее выигрыш, тем дороже за него приходится платить. И хоть порядок (я заметил это) соблюдался безукоризненно, это не застраховывало от несчастных случаев. О них узнавали из газет. Резкий порыв северного ветра заставил встрепенуться отшельнически-безмолвный лес и вонзился словно лезвие в мою грудь. Я покрепче прижался к борту машины - нужна была хоть какая-то опора, а то, что я был не один, ничего не меняло. - Вы не знаете, где мы остановимся? Мой сосед промолчал. Я повторил свой вопрос, не из желания, конечно, получить ответ, а просто из упрямства. И тогда он заговорил, медленно и размеренно. - Да будет вам известно, молодой человек, что место, где мы находимся, предназначено исключительно для передвижения, а вовсе не для выяснения отношений и прочая. Закончив эту фразу, он закрыл глаза и нацепил маску. Я сомневался ещё секунду, не больше, а затем поднялся и сделал шаг в пустоту за бортом машины... Поднявшись с асфальта и оглядевшись по сторонам, я увидел, что поодаль, на автобусной остановке, стоит женщина лет сорока с полной корзиной роз. На первый взгляд всё произошло случайно. Случайно я оказался в машине, случайно спрыгнул,- причём спрыгнул на редкость удачно, не получив даже ни одного серьёзного ушиба,- да и женщина не была какой-нибудь особенной, таких тысячами можно увидеть на улицах их городов со скудным прошлым и ещё более скудным сегодняшним днём. Когда я подошёл к ней, она слабо улыбнулась и молча протянула мне букет цветов. К своему изумлению я обнаружил, что цветы не пахнут, и тут же понял, что они сделаны, правда очень искусно, из розовой ткани. - Эти цветы... не настоящие? Она поправила косынку и снова попыталась улыбнуться. - Если бы я стала рассказывать, это отняло бы у вас время... - Но я никуда не тороплюсь. - Правда?- в её голосе послышалось удивление.- Вы знаете, раньше здесь был сад, и в саду этом росли розы, и когда они распускались, им не было числа. И тогда звучала музыка, и многие приходили слушать её. А потом здесь проложили эту автомобильную трассу. Некоторое время цветы ещё росли по обочинам, но потом обочины засыпали щебнем, да и всё равно бы они зачахли. Уж больно большое здесь движение. Так и появились эти искусственные розы,- неожиданно закончила она. - Но почему вы остались здесь? Она посмотрела на меня с недоумением. - Вы пытаетесь заменить оригинал подражанием, а какой в этом смысл? - Но ведь вы подошли... Значит, не зря... - Да, но... Вдруг я почувствовал на своём плече чью-то руку. Я обернулся и оказался лицом к лицу с высоким, худым человеком в вязаном джемпере. Возраст его можно было бы узнать из его паспорта, но мне это было ни к чему. - Всё спорите?- заговорил он, глядя, почему-то, на одинокую водонапорную башню, торчавшую посреди голого поля наподобие перста, указующего в небо.Это хорошо. В спорах рождается истина. - Это банальность,- возразил я ему.- И к тому же, не слишком удачная. Истина не может родиться, равно как и умереть. Истина или есть, или её нет вовсе. - Тогда зачем вы стоите здесь? Вопрос этот, в сущности резонный, прозвучал как насмешка. Ведь о том же самом я спросил минуту назад эту женщину! Я прекрасно помню, что нас было всего трое, так что слухи о собравшихся толпах совершенно беспочвенны. Эти люди собрались вовсе не вокруг нас просто в очередной раз динамик прокаркал отправление, и все заспешили занять места согласно купленным в кассах билетам. Так уж устроен человек - он всегда будет оправдываться или обвинять. Но оставшись один, на кого ты будешь сваливать вину за свою трусость?
