- Милый вы мой, голубчик, - ласково произнес юный доктор, внутренне содрогаясь, - от меня-то вы чего ждете? Скажите, объяснитесь, я все для вас... что в моих силах... Транквилизаторы... Галлюциногены... Циклодольчик... Что там у нас еще в активе для измученных душ? Вы не стесняйтесь, говорите.
- Гипнотическое внушение, - спокойным и вполне уже уверенным голосом произнес Беспокоев. - Мне говорили, что вы владеете навыками гипнотерапии и достаточно сильны в этой области.
- Ну, едва ли вам это поможет, голубчик. Разве Разгуляев, уж он-то специалист, не пробовал применять гипноз? Однако стойкой ремиссии, видимо, не возникло?
- Какая ремиссия! Этот идиот, простите, ваш коллега, пытался заставить меня под гипнозом забыть мой мир, мою вселенную, из которой я пришел сюда. Как я могу ее забыть, как?! Подумайте сами, вы могли бы забыть свое розовое детство, своих друзей? И после этого у вас бы наступило улучшение? Это же абсурд! Впрочем, все здесь у вас сплошной абсурд! О, если бы я только владел самовнушением так сильно, что мог бы заставить себя покинуть этот ваш чертов мир! Но этого мне не дано! Не дано! Поэтому я и пришел к вам! Помогите!
- Успокойтесь, Николай Васильевич, успокойтесь, медицина вам поможет. Она всегда всем помогает, особенно, в этом вопросе. Я имею в виду ваше желание покинуть этот мир. Сделаем все, что в наших силах. А теперь еще раз и медленно: чего вы от меня ждете?
- Наконец-то, наконец-то, доктор! Я вам верю, вы поможете. От вас требуются сущие пустяки. Пожалуйста, умоляю, введите меня в гипнотическое состояние, а затем медленно заставьте почувствовать мою родную вселенную, ее краски, свойства, ее обитателей и подведите меня к ней, к выходу из вашего мира... И возможно, тогда, поймите, это мой последний шанс, мне удастся выпрыгнуть из этой вашей вселенной и попасть в мою... Мир Эликато...
"М-да, тяжелый случай, пожалуй, даже безнадежный... Главное, не перечить пациенту..." - юный Угрюпин тяжело вздохнул:
- Что ж, попробуем это средство, сядьте в то кресло в уголке и постарайтесь расслабиться... Однако, как мне удастся найти для вас дорогу в мир, в котором я сам никогда не был, этого я пока не представляю. Мир Эликато...
- Начинайте, доктор, там я сам сориентируюсь...
Угрюпин с тоской оглядел измученную съежившуюся фигурку пациента в кресле, вытер тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот и начал:
- Ваши веки закрываются, тяжелеют... Приятное тепло разливается по всему вашему телу...
Примерно после пятиминутных усилий Угрюпин пришел к выводу, что он еще очень слабо владеет техникой гипнотического внушения, а больной трудно поддается внушению. Однако спустя еще пять минут все же удалось ввести Беспокоева в гипнотическое состояние, и они начали путешествие в подсознание пациента. Все складывалось более-менее успешно до тех пор, пока Угрюпин не пробовал вернуть пациента к событиям более чем десятилетней давности или напрямую обратиться к воспоминаниям о его детстве. Здесь происходил какой-то сбой, и Беспокоев, совершенно отвлекаясь от своей частной жизни, начинал выдавать газетную хронику тех времен, цитировать речи генеральных секретарей и председателей, совершенно не вспоминая о себе и своей личности.
"Хм. Такое впечатление, что как человека его и в самом деле не существовало в нашем мире в те времена. Какой-то барьер в подсознании... Что же делать? Как его успокоить?"
И Угрюпин, почти ни на что не надеясь, продолжал:
- Нет, о целине пока не будем вспоминать. Оглянитесь вокруг себя в то время. Где вы? Вам хорошо! Вам хорошо! Вокруг вас только хорошее. Вокруг вас все вам родное и близкое. Вокруг вас ваш любимый мир... Мир Эликато... - последнее слово Угрюпин произнес, уже ни на что особо не рассчитывая, просто это непонятное ему слово пациент в их предварительной беседе употребил несколько раз, для Беспокоева оно, очевидно, имело какое-то значение, и Угрюпину вдруг показалось любопытным, какой эффект произведет это слово на больного в гипнотическом состоянии.
Эффект оказался совершенно неожиданным.
По телу пациента прошли судороги. На лице Беспокоева возникла счастливейшая улыбка, губы его приоткрылись и прошептали:
- Спасибо, доктор...
И вслед за этим в замкнутом пространстве маленького кабинета раздался не то щелчок, не то хлопок. Угрюпин так и не сообразил, что это был за звук, да и не до этого ему было. Дикими, круглыми и вытаращенными глазами он смотрел на кресло, в котором еще за секунду до этого находился больной, а ныне, точно остатки лопнувшего воздушного шарика, валялась скомканная одежда Беспокоева. Сам же пациент попросту растаял в пространстве.
Минуту или две юный Угрюпин находился в состоянии устойчивого столбняка, потом подскочил к креслу и, сдернув с него одежду Беспокоева, стал лихорадочно перебирать оставшиеся от визита пациента предметы, точно надеялся в складках рубашки или пиджака отыскать затаившегося шутника-сумасшедшего.
- Как же это? Как же? Что же это такое? Я что с ума схожу? Как это возможно?
Так и не получив ответов на все эти вопросы, сам совершенно больной и измученный, Угрюпин поспешно запихал одежду пациента в шкафчик, немного отдышался и продолжил прием больных.
В этот же день, после окончания дежурства, чувствуя, что сам начинает сходить с ума, Сергей Угрюпин нанес визит Бонифацию Петровичу Разгуляеву.
Выслушав рассказ своего юного коллеги, старый доктор поморщился и печально покачал головой:
- Исчез, говорите, прямо из кабинета. И что же вас смущает?
- Как что? Я же с ума схожу!
- Успокойтесь! Вы вполне здоровы. Конечно, если бы я не общался до вас с этим нашим Беспокоевым, можно было бы и усомниться. А так...
- Вы с ним долго работали?
- Да. Тяжелый случай. Я давно чувствовал, что с этим больным что-то не то. А когда сеанс проводил, сам испугался. У меня хороший контакт с пациентами во время сеанса, а в случае Беспокоева воздействие было таким сильным, что я почувствовал, еще немного - и меня вместе с ним засосет в какую-то неведомую воронку, я прекратил эксперимент, попытался заставить больного забыть этот навязчивый бред...
- Вы полагаете, у него был бред? Как тогда объяснить это исчезновение?
- Объяснений, милый мой Сережа, я вам при желании с десяток выдам - и все они будут вполне правдоподобны или достаточно безумны, это как вам больше нравится, но что мы сможем из них извлечь, какую истину?
- Практика - критерий истины.
- Хм. Это вы хорошо вызубрили, но, увы, один эксперимент ничего не доказывает, нужна повторяемость результатов.
- По-вашему, Бонифаций Петрович, этот случай с Беспокоевым лучше забыть?
- В этом мы не властны. Помнить или забыть - от нас с вами, юноша, не зависит. Один известный вам философ утверждал, что идеи правят миром. А другой мудрец уточнил, дескать, нет ничего сильнее идей, которые овладели широкими народными массами.
