Приемник в рубке у телеграфиста весь изошел на точки и тире: «ВЕСТ-ЭНД ЗПТ ВЕСТ-ЭНД ЗПТ ПРИЕМ ТЧК СРОЧНО ПРИМИТЕ МЕРЫ ЗПТ ПРЕРВАЛАСЬ ТРАНСЛЯЦИЯ РЕЧИ ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНОГО ПОЭТА ТЧК ВЕСТ-ЭНД ЗПТ ВЕСТ-ЭНД ЗПТ…» И так далее.
Телеграфист был в отчаянии. Случилось ЧП национального, нет, интернационального масштаба. Сбой (пусть и не по вине телеграфиста) в передаче газетному синдикату выступления поэта (в синдикате почему-то были уверены, что оно имеет какое-то отношение ко внешней политике Ирландии) грозил телеграфисту увольнением. И не просто грозил, а наверняка грозил. А у него жена и дети, и хорошую работу тяжело найти.
Нерешительно, затем с преступной, головокружительной скоростью он принялся передавать:
– …влево и вправо, вниз и вверх, даже по диагонали, или, если устану, остановиться, изучить одно слово, любое слово, может, это, или любое другое слово, разницы никакой, ну чисто для примера вот это слово, СЛОВО, пристально разглядеть его, выяснить строение, СЛОВО, с, л, о, в, о, или, справа налево, о ,в ,о ,л ,с ,ОВОЛС, потом кверх ногами, так вот. – И так далее.
– Вы не видели моего мужа? – поинтересовалась миссис Ниэри у штурмана, который спешил к капитану испрашивать позволения спускать на воду спасательные шлюпки с выжидательно замершими пассажирами. – Ему лет двадцать, и он такой весь из себя итальянец, понимаете, о чем я?
– Извините, мадам, нет, не видел. Может, он в какой-то из шлюпок.
– Очень может быть. Буквально минуту назад он сказал мне, что корабль тонет, и с того времени я его не видела.
– Судно в самом деле тонет, – объявил штурман, тщательно выбирая слова. – Море шутить не любит. Откуда нам знать, когда пробьет наш час.
– Правда, святая правда! Вы прямо изо рта у меня слова выхватываете… Будьте так добры, помогите, пожалуйста, вытащить из каюты сундук, раз уж никак не найти мужа…
– Прошу прощения, но у меня срочное дело к капитану.
Миссис Ниэри постеснялась объяснять, что в сундуке коридорный, – может, тогда штурман и передумал бы. Ободряюще помахав ему на прощание, она вернулась в их с мужем отдельную каюту и обнаружила, что сундук плавает примерно в футе над полом. Словно дитя, забавляющееся с игрушечным корабликом в Люксембургском саду или в садах Тюильри, или словно полинезийская дева, пускающая лепестки непомерно крупного цветка по воле голубых волн какой-нибудь тропической лагуны, миссис Ниэри сманеврировала сундуком на мелководье каюты и вырулила на палубу. Послеполуденное солнце пригревало ее морщинистое лицо, а позади, на туалетном столике, морской ветерок ерошил ее волосы.
– Какой чудесный день, – снова задумчиво молвила она. – Интересно, где Альфредо?
– Нельзя в шлюпку с багажом, – терпеливо объяснял миссис Ниэри бармен, которого штурман назначил в свое отсутствие главным на посадке.
– Но там все мое самое ценное!
– Человеческая жизнь дороже любых ценностей, – отозвался тот с морализаторским пылом. Бармен был из Франции и к человеческому достоинству относился как истинный француз.
Тем временем юный ариец в сундуке задохнулся, исполнив предсказание миссис Ниэри с арийской пунктуальностью.
Возвратился рассерженный штурман:
– Он не желает меня слушать.
– Вы объяснили ему, что корабль тонет?
– Да, но он не желает слушать. Может, все равно шлюпки спустить? – предложил он.
– По-моему, чертовски дельная мысль, – высказался со своей скамьи в шлюпке один пассажир (он был пьян).
– Нет, это был бы мятеж, – с типично французской лаконичностью решил бармен. – Но можно спеть. Петь никто не запрещает.
Миссис Ниэри вызвалась быть запевалой.
– Ближе к тебе, мой Боже[5], – с вожделением затянула она.
Когда корабль со всей командой и пассажирами затонул, капитан отправился на дно вместе с ним. И так далее.
Перевод: А.Гузман
The Descent of the West End (1967)
Ja? (нем.) – Да?
Ich liebe dich (нем.) – Я люблю тебя.
Ja, aber ich muss gehen (нем.) – Да, но я должен идти.
Mein Liebchen (нем.) – мой любимый.
«Ближе к тебе, мой Боже» – один из самых распространенных христианских гимнов; написан в 1841 году Сарой Флауэр Адамс (1805 – 1848). По преданию, исполнялся оркестром на «Титанике» в момент погружения.
