Наверно, когда-то тогда и родилась эта компания - Сорокин*, Любчикова , Седакова, Авдиев*. Ну и, конечно, Тихонов*- "ученик" Вени в восприятии жизни. Даже, наверное, не тогда, а во время учебы Вени во Владимире, в педагогическом. Но все равно, время это было приблизительно одно и то же, плюс минус два-три года. Сколько Вене было тогда? 23 года? 25? Это предмет более серьезного, нежели наше, исследования. Быть может даже диссертации.
Что это была за компания? Да на самом деле, теперь таких компаний сколько угодно. Среди них модным было своеобразное шутовство, насмешливое отношение не только ко всему восточно-европейскому социалистическому быту, но и к самим себе, что безусловно делает им честь. Компания держалась на двух китах - культуроэкспериментировании и алкоголе. Пили они много, даже очень много, но особенно выделялись в этом умении Веня и его жена Валентина З.* Со временем то один, то другой член этой компании откалывался, бросал алкогольные упражнения и начинал спокойную взрослую жизнь. Теперь это называется "остепениться". Делал такие попытки и сам Веня, но об этом - потом, поскольку здесь кроется, на мой взгляд, самый главный ключ к пониманию поэмы.
Они безумствовали. "Москва - Петушки" вся соткана из их безумств. Но это не были модные нынче перформансы и акции, это были камерные, личные выступления, за пределы компании не вылезавшие. Они давали оперу: Борис Сорокин пел Ильича, Авдиев пел Горького, Дзержинского, Сталина и партию съезда коммунистической партии(!). Они играли в "фанечку", или в "капланчики" - все делились на плохих и хороших. Плохими были: Брежнев, Гомулка, Вера Засулич, Максимилиан Робеспьер, бодливая коза тещи, сама теща, контролер, Жан-Поль Сартр, Ильич. Хорошая всегда была одна: маленькая девочка из бедной еврейской семьи Фаня Каплан. Судя по тому, что здесь фигурируют члены Вениной семьи я имею смелость предположить, что все эти безумства исходили из него. Ерофеевские поступки того времени вообще часто не поддаются объяснению. Седакова рассказывала*, что однажды зимой он остался у них ночевать. Веня лег последним, а ночью все проснулись от страшного холода. Разрешилось просто - Веня не потрудился закрыть дверь на балкон. Когда Седакова спросила его, почему он это сделал, Веня сказал, что он думал - у них так принято, проветривать помещение ночью. Что это издевательство или невиданная скромность? Вряд ли издевательство, поскольку сам Веня лежал прямо около этой самой раскрытой балконной двери. Скромность? Но сколько раз Веня приходил в гости, брал у хозяев последние деньги и отправлялся за вином. Несчастные хозяева напрасно дожидались гонца - он пропивал все деньги один. Он одновременно читал запоем огромное количество книг - а с другой мог прервать какую-нибудь захватывающую дискуссию и сказать: "Это все ерунда, а вот у меня есть идея..." Идея была всегда одна - пойти в магазин.
В то же время сложившийся алкоголик шел к своей, ни на что не похожей манере письма. Во многом его взгляд на мир (а в том, что манера письма, литературный язык напрямую проистекают из мироощущения, я твердо уверен) сформировал Владимир Муравьев, с которым они вместе полтора года проучились в МГУ.
Мне не хочется здесь обсуждать очевидные достоинства Вениной манеры писать, его языка. Язык этот, вне всякого сомнения прекрасен. Просто пример:
Я снова опьяненный маем,
На опьяняющем фрегате
впиваю майскую гуманность
с полупрезрительной гримасой.
Вдыхаю сладость океана,
симпатизируя Пикассо,
и нарочито нелояльно
внимаю треску делегатов.
Моле - апофеоз жеманства ,
- Жюль Мок убийственно итожит
- Его агрессия жантильна,
как дуновение нарцисса.
А Кристиан в пандан премьеру
пленен кокетством чернокожих,
компрометируя Тореза
лишь компонентом компромисса.
О, катастрофа Будапешта
была изящным менуэтом,
она, как декольте Сильваны
сорвала русские муары.
Для нас служила оппонентом
декоративность пируэта,
для них - трагедия Суэца
- Своеобразным писсуаром.
Я, очарованно загрезив,
постиг рентабельность агрессий
и, разуверившись в комфорте
республиканского фрегата,
неподражаемо эффектно
сымпровизировал позессив,
пленив пикантностью Жюль Мока
и деликатных депутатов.
Это пародия на Северянина, описание международной ситуации лета 1957 года - тройственная агрессия, война за Суэцкий пролив, республиканцы во Франции, венгерские события. И на такие скучные, казалось бы, темы - такое красивое стихотворение!
Веня знал, как привлечь внимание. Искусством мистификации он владел в совершенстве. Посмотрите: "Так что же, Веничка? Она..................? Ну что вам ответить? Ну, конечно, она.............! Еще бы она н е.............!" Или вот: "А она сказала: "Ну как, Веничка, хорошо у мен я.............? А я, раздавленный желанием, ждал греха, задыхаясь. Я сказал ей: "Ровно тридцать лет живу я на свете... но еще ни разу не видел, чтобы у кого-нибудь так хорошо................!"* Глупые французские издатели долго просили сказать им, что же должно быть на месте этих точек, будучи глубоко уверенными, что это - след цензурных преследований. Не было там ничего! Как и не было ничего в эпохальной главе "Серп и Молот Карачарово". Все Венино "Уведомление автора" - чистой воды мистификация. Даже то, что он никогда не видел Кремля (коль уж принято проводить прямую параллель между Венедиктом Ерофеевым и Веничкой) - ложь. Он очень любил водить своего сына на Красную Площадь, показывать ему Лобное место.
А не мистификация ли его католическое крещение и православное отпевание? Хотя здесь я рискую задеть деликатные вещи.
Он прекрасно разбирался в музыке, знал и любил Шуберта, Брукнера, Сибелиуса. Кроме того, что через всю поэму проходят самые разные музыкальные произведения (еще больше их роль, по-моему, в "Вальпургиевой ночи"), эта внутреняя музыкальность чувствуется и в словах.
Я все это говорю для того, чтобы было понятно: Венино владение словом - вещь достаточно закономерная для его ума, эрудиции и самоей обстановки его жизни. Почему многие непьющие люди на дух не принимают поэму? Да потому что они не знают, что такое - напиться до потери сознания. Они думают, что это - как солнечный удар, человек падает и не двигается. Так нет же, уважаемые приверженцы трезвости, самое страшное состоит в том, что человек, находящийся в таком состоянии продолжает активно действовать. Он ходит, разговаривает, что-то делает - но потом ничего не помнит. Сознание куда-то сдвигается, начинает работать в другой плоскости - это ужасное ощущение. И Веня удивительно точно воспроизводит это состояние начиная с главы "Воиново - Усад". Именно так - с главы "Орехово-Зуево" и до главы "Воиново - Усад" - он еще Веничка, весь этот блестящий сон про революцию его сознание. А потом, со второй части главы "Воиново - Усад" и до самого Кремля - это уже не он, кто угодно - "от горшка два вершка", "милая странница", "товарищ старший лейтенант" - но только не Веничка. В то же время он верит в то, что он - это Веничка, и что уже подъезжает к Петушкам. Нет, не пейте так много - в жизни вряд ли могут быть более тяжелые ощущения, чем ощущение того, что ты некоторое время прожил с другим сознанием. Наверное, это состояние близко к тому, что испытывает человек, когда он умирает.
