Он прекрасно разбирался в музыке, знал и любил Шуберта, Брукнера, Сибелиуса. Кроме того, что через всю поэму проходят самые разные музыкальные произведения (еще больше их роль, по-моему, в "Вальпургиевой ночи"), эта внутреняя музыкальность чувствуется и в словах.
Я все это говорю для того, чтобы было понятно: Венино владение словом - вещь достаточно закономерная для его ума, эрудиции и самоей обстановки его жизни. Почему многие непьющие люди на дух не принимают поэму? Да потому что они не знают, что такое - напиться до потери сознания. Они думают, что это - как солнечный удар, человек падает и не двигается. Так нет же, уважаемые приверженцы трезвости, самое страшное состоит в том, что человек, находящийся в таком состоянии продолжает активно действовать. Он ходит, разговаривает, что-то делает - но потом ничего не помнит. Сознание куда-то сдвигается, начинает работать в другой плоскости - это ужасное ощущение. И Веня удивительно точно воспроизводит это состояние начиная с главы "Воиново - Усад". Именно так - с главы "Орехово-Зуево" и до главы "Воиново - Усад" - он еще Веничка, весь этот блестящий сон про революцию его сознание. А потом, со второй части главы "Воиново - Усад" и до самого Кремля - это уже не он, кто угодно - "от горшка два вершка", "милая странница", "товарищ старший лейтенант" - но только не Веничка. В то же время он верит в то, что он - это Веничка, и что уже подъезжает к Петушкам. Нет, не пейте так много - в жизни вряд ли могут быть более тяжелые ощущения, чем ощущение того, что ты некоторое время прожил с другим сознанием. Наверное, это состояние близко к тому, что испытывает человек, когда он умирает.
Все сказанное выше - к вопросу о том, почему же "Москва - Петушки" столь привлекательна в изобразительном плане. Ибо сказано - пиши либо о том, что ты знаешь лучше других, либо о том, чего не знает никто. Венедикт Ерофеев знал, о чем он писал.
А теперь о том, что же такое, на мой взгляд, поэма и почему я никак не могу согласиться с теми, кто считает ее Библией шестидесятых и "последней вспышкой русского национального сознания".
Во Владимире случился у него роман с секретарем комсомольской организации по имени Юлия. Юлия была прогрессивная девушка - ездила на мотоцикле, занималась стрельбой и жутко ревновала Ерофеева ко всем его многочисленным поклонницам. Существует легенда, что она даже хотела его застрелить. Так вот, в определенный момент Веня ушел от Валентины и вернулся к Юлии, которая жила в Москве и имела собственную квартиру. Это понятный, в общем-то, шаг. Рассеянный и непрактичный Веничка просто нуждался в ком-то, кто бы за ним следил, кто был бы ему чем-то вроде матери. Валентина такой женщиной не была, она мало чем отличалась от самого Вени. А вот Юлия стала для него именно таким человеком. Кроме того, по всей видимости он любил ее той любовью, что бывает только один раз. При встречах с друзьями Веня с гордостью рассказывал, что у него теперь есть даже холодильник. Юлия воспитывала его по "методу Макаренко" - давала деньги и посылала в магазин. Ну как он мог их истратить на выпивку? Но "не вынесла душа поэта". Юлия занималась биологией, и Веня нашел у нее сосуд с чем-то по запаху сильно напоминавшим спирт. Так случилось, что это оказался вовсе не тот спирт, Веня страшно отравился и после этого Юлия поставила ультиматум - "или я или пить". Веня ушел от нее (можно только предполагать, сколь тяжелым был для него этот шаг) и после этого никто уже не смог остановить его пьянства, до самой болезни. Даже новая жена Галина, которая появилась у него году в 76, уже после написания поэмы, и тоже стала ему чем-то вроде матери - не смогла. Зачем я здесь все это рассказал и какое отношение имеет Юлия к "М.-П."? Самое прямое - буква "Ю". Буква "Ю" - это именно то, что могло спасти Ерофеева и не спасло. И то, что первой буквой младенца стала именно буква "Ю" ясно, на мой взгляд, показывает, что в это время было наиболее дорого Вене. Сын и любимая женщина - Юлия, такая другая и далекая, которая была потеряна раз и навсегда, у которой увела его более сильная - кориандровая.
"Я не знал, что есть на свете такая боль, и скрючился от муки. Густая красная буква "Ю" распласталась у меня в глазах, задрожала, и с тех пор я не приходил в сознание, и никогда не приду".
Так кончается поэма. И так кончается жизнь Венички, ведь все, что было потом - лишь попытки вернуться к сознанию, яркие, но редкие и ни в какое сравнение не идущие с той вспышкой, подобной последнему кричащему письму к любимой женщине с объяснениями, сбивчивыми и бесполезными. С оправданиями.
Я думаю, что "Москва - Петушки" и были таким письмом.
Март, 1996
* М. Эпштейн, "После карнавала или Вечный Веничка", журнал "Золотой Век", 4 за 1993 год.
* "Пришел ко мне Боря с какой-то полоумной поэтессою..." - глава "Черное - Купавна". Полоумная поэтесса - это и есть Ольга Седакова, предмет пылкой любви Вениного друга Бориса Сорокина.
* Борис, дорогие мои, Борис Сорокин, не Владимир, как вы могли бы неосторожно подумать. "Один только премьер Боря С. при слове "пророки" вздрогнул..." - глава "Воиново - Усад".
* "...пришли Вадя с Лидой,..." - глава "Черное - Купавна". Лидия Любчикова в то время была женой Вадима Тихонова
* Самим Игорем Авдиевым ("Авдюшкой") утверждается, что он - это министр обороны из поэмы. "Через два часа он испустил дух на руках у министра обороны" - глава "Воиново - Усад". Я не нашел в тексте никаких ассоциаций именно с Игорем Авдиевым, но зато собственными глазами видел Венин автограф в журнале "Трезвость и Культура" с первой публикацией поэмы в России. Журнал принадлежал Авдиеву, а в автографе говорилось, что он (Авдиев) - действительно министр обороны из главы "Воиново Усад".
Авдиев был, по всей видимости, первым, кто ознакомился с поэмой когда она еще не была завершена. Он стащил ее у Вени из-под подушки во время их (совместно с Тихоновым и Сорокиным) визита в Орехово-Зуево (?), где Ерофеев бригадирствовал на прокладке кабеля. (Помните: "...эта старая шпала, Алексей Блиндяев, член КПСС с 1936 года..." , глава "Новогиреево Реутово"? Реальный, между прочим, персонаж.) Веня, обнаружив пропажу страшно перепугался - он всегда все терял - вещи, паспорт, и решил, что потерял рукопись (зеленого цвета была тетрадка). Настолько перепугался, что примчался из Орехово-Зуева в Москву, к Тихонову, где и был успокоен.
Интересно объясняется в воспоминаниях Авдиева повод, по которому был совершен этот исторический визит к Вене. Тот пропал из поля зрения друзей на две недели, хотя и появлялся обычно раз в неделю на Пятницкой у Тихонова. "Владимир Ильич Ленин на Пятницкую к Розалии Самойловне Землячке приезжал хоть раз в неделю, а Веня к Тихонову две недели не приезжал", - с обидой сказал Авдиев, и они поехали.
