Честное слово, это было здорово!
Родители девочки суетились вокруг, еще не веря, что с кошмаром покончено, бормотали слова благодарности, предлагали кур и поросят…
Какие, к черту, куры и поросята?
Родители, разбудив девочку, заставили и ее благодарить и кланяться. От этого Гунлаугу стало тошно. А те уже спешили со своим ненаглядным чадом вниз по склону — туда, где у них была привязана запряженная в телегу лошадь. Отец на ходу все оглядывался и тайком делал знаки от сглаза. А когда телега скрылась за деревьями, Гунлауг повернулся и спотыкаясь, побрел к пещере. Два раза он чуть не упал и, войдя под закопченные своды, рухнул на охапку травы у самого входа. Глаза закрылись сами собой и, успев подумать, что день сегодня все же удачный, Гунлауг нырнул в свой самый лучший и приятный сон…
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Он вернулся из сна довольный и отдохнувший, на губах еще ощущался вкус амброзии…
Вообще, последний месяц дела обстояли лучше некуда. Страхи попадались слабые, кошмары он щелкал словно семечки. Придумалось два новых, прекрасных как пение любимой женщины, и изящных, как брабантские кружева сна. И самое главное, луговые альфы обещали взять его на праздник прощания с летом. Это была большая честь.
Гунлауг искупался в ручье и, дожевывая на ходу свежую булку с маком, которую вытащил из сделанного позавчера сна, остановился возле входа в пещеру. Он потянулся всем своим длинным телом и вдруг замер, сообразив, что ветер дует со стороны Черной Стены. Это был странный ветер. Он нес с собой сладковатый запах гнили.
По-прежнему ярко светило солнце, одуряюще пахли бродячие цветы, и духи давно погибших королей начинали собираться в заброшенной харчевне у старой дороги на восток, и, как всегда, пела вечно нарождающаяся и всегда умирающая алмазная змея…
Но все это странным образом отделилось, отодвинулось в сторону из-за ветра от Черной Стены, который означал погоню.
По спине Гунлауга потек холодный пот. Он почувствовал, как что-то или кто-то, невидимый и опасный, поманил его к себе. И исчез, оставив тревогу и недоумение.
Гунлауг пожалел, что в свое время не обзавелся серебряным оружием. Знающие люди говорили: серебро, словно магнит, тянется к черному магу.
К черному магу…
Неторопливо и тщательно инспектор снов навел в пещере порядок, вымел пол, сложил стопочкой магические книги и завалил вход большим камнем. Он подтянул голенища изрядно потертых, но еще крепких сапог, почистил кожаные штаны и кожаную куртку, проверил, удобно ли висит на поясе нож, оглядел поляну, ручей и зубцы елей… Он прощался. Хотя бы потому, что ни один инспектор снов еще не вернулся из погони за черным магом.
Пора в путь.
Над его головой парила белая птица-лоцман. А дальше, по линии горизонта махала крыльями черная птица-лоцман. Лоцман черного мага.
Прикинув, что прошел уже километров пятнадцать, он решил сделать привал и присел на пенек. Птица-лоцман устроилась на березовой ветке и стала чистить перышки клювом.
— Мне бы твои заботы, — вздохнул Гунлауг и, вытащив из какого-то сна горящую сигарету, с удовольствием затянулся.
Интересно, нагнал ли он черного мага хоть чуть-чуть? И вообще, почему этот маг убегает? И как этот маг выглядит? Не проще ли ему было явившись прямо к пещере, устроить сражение?
Может проще, а может и нет. Кто их знает, черных магов?
Он еще посидел на пеньке, покурил и наконец, двинулся дальше…
Поляна открылась совершенно неожиданно. Посредине нее возвышался безумный пень. Гунлауг узнал его сразу, потому что пень был обращен к нему лицом. Некоторые говорили что он последний представитель давно исчезнувшей цивилизации. Другие — что все как раз наоборот и на самом деле безумный пень — пришелец из будущего. А Гунлаугу было все равно. Вот сны пня его действительно интересовали. Однажды он умудрился проскользнуть в один из них и еле унес ноги. Ужас!
Правда у пня бывали и моменты просветления. Тогда он мог дать вполне дельный совет.
Гунлауг подошел к пню поближе и стал внимательно рассматривать его изъеденную жуками-древоточцами кору, а также кривой, торчавший из нее, как кость, обломок ветки. Как же этот пень здесь оказался? Обычно он стоял на площади в одном из городов и ждал кого-нибудь, кто спросит у него совета. Иногда он таинственным образом переносился в другой город, но и на новом месте тоже оказывался непременно на площади. Страсть у него была к площадям. Что же тогда он делает на поляне, в глухом лесу?…
Безумный пень тоже не терял времени и внимательно рассматривал Гунлауга сучками. Уголки рта, похожего на большую трещину, были опущены вниз. Наконец он шевельнул веткой и выжидательно хмыкнул.
— Привет, — осторожно сказал Гунлауг.
— Привет, — ответил пень и скосил один из сучков на птицу-лоцмана, которая как раз пронеслась над головой Гунлауга и тотчас же взмыла ввысь. Что-то ей в этом месте не нравилось.
— Ты что, корни сюда пускать пришел? — деловито осведомился безумный пень.
Обломок ветки осторожно шевельнулся, вдруг схватил инспектора за край куртки, деловито отщипнул от нее клочок и начал зарывать его в землю.
— Ты черного мага видел? — спросил Гунлауг.
— А что это за зверь и с чем его едят?
— Его съешь, — вздохнул Гунлауг. — Ну, о нем еще упоминается в голубиной книге лесного народа.
— Не читал, — сообщил пень и присыпал сухой травой холмик, под которым покоился клочок куртки Гунлауга.
Может он все таки в сумасшедшей фазе?
Пень лениво процедил:
— Спрашивайте, молодой человек, спрашивайте.
— Хорошо, — Гунлауг откашлялся. — Сколько лучей у звезды?
— Пять.
— Правильно, — сказал Гунлауг и потихоньку стал отходить в сторону: лучи у звезды мог сосчитать только ненормальный.
— Эй, куда же вы? — встревожился пень. — Я ведь еще не предсказал…
— Ну, конечно, конечно. Я жду вашего предсказания.
Гунлауг сделал несколько шагов назад.
И тут, на том самом месте, где пень зарыл клочок его куртки, зашевелилась земля, из нее выскочил маленький, в ладонь ростом человечек, чертовски похожий на Гунлауга, и, раскрыв рот, уставился на пень. Инспектор повернулся и зашагал прочь, злясь на себя за то, что потерял так много времени.
Тревожный крик птицы-лоцмана вывел его из задумчивости. Гунлауг обернулся.
Пень раскачивался и подпрыгивал. Вот он стал прозрачным, но, прежде чем исчезнуть окончательно, выплюнул огненный шар.
Рухнуть на траву Гунлауг все же успел. Огненный шар стремительно пронесся над его головой и, разбившись о ствол невысокой рябины, рассыпался ворохом огненных брызг.