— Давайте, я организую вам встречу с экипажем. Расскажете о своем творчестве, о литературе. Не скрою, ваше появление на борту не вызвало особого энтузиазма. К сожалению, до книг ребята не большие охотники. Но если вы намекнете о будущем романе из жизни дальней разведки, о свободном поиске…
— Кэп, не надо мудрить. Пусть все идет, как идет. Вдруг мне окажется полезным вынужденное заточение?
— В любое время обращайтесь, если ощутите потребность пообщаться.
— Кэп, вы уверены, что действительно обнаружите инопланетян?
— Многое зависит от погрешности при выходе из подпространства. Предыдущая экспедиция вроде нащупала перспективную точку. Не исключена возможность встречи с цивилизацией первого уровня.
— Я бы не отказался с ними побеседовать. Люди скучны и утомительны.
— Поэтому вы и бросили заниматься литературой?
— Хотите исповеди? Пожалуйста.
— За отсутствием инопланетянина сгодится служака-тугодум?
— Издали вы, кэп, напоминаете педанта-сухаря, но вблизи пробуждаете определенный интерес.
— Благодарю.
— Так вот, кэп, я бросил писать из-за абсолютного отсутствия таланта.
— Но ваш роман! Одни рецензии чего стоят.
— К сожалению, роман — плод холодного расчета. Задумав создать сугубо оригинальную вещь, я отказался от тех приемов, которыми нашпигованы миллионы книг. Но где взять новый стиль? Будь я гением, он бы родился сам, но, увы, гении в словесности давным-давно повывелись. Тогда я решил поучиться у классики и попутно проанализировать, в какой степени использовали ее достижения наши современники. Я пропустил через информатор поток текстов, разлагая их на предложения и абзацы, систематизировал формальные приемы… И открыл потрясающую истину: практически все высшие достижения классиков оказались незадействованы. Вроде если бы обыкновенный человек захотел воспользоваться палицей великана. Писатели поголовно имитировали начальные фразы творческого развития гениев и даже не приближались к вершинам их зрелости.
— Не понимаю… Вы смонтировали роман из готовых, но забытых фраз?
— Нет, я воспользовался выявленными элементами в качестве лекала.
— Эффект превзошел все ожидания.
— Ерунда… Читатели привыкли к определенному набору слов и не помышляли о новаторской литературе, а я предложил им псевдомодерн, и они клюнули… А специалистов повергла в трепет непредсказуемость стиля, его разнообразие и степень свободы… Но это же пустышка, без идей, характеров и откровений!
— Извините, мне пора.
— Кэп, будет желание, заглядывайте…
Капитан больше не наносил визитов. А писатель то спал до глубокой одури, то, вставив бумагу в машинку, застывал в оцепенении, а потом принимался беспорядочно перебирать клавиши.
Пол в каюте был усеян скомканными листами с бессмысленным набором слов.
Корабль же неумолимо приближался к точке Возможности.
И вот завыла знакомая сирена, но писатель только поглубже спрятался под одеяло и прижал к уху подушку. Он не видел, как автоматически открылась дверь и в каюту вторгся робот с аварийным модулем. Робот сдернул с пассажира одеяло, поднял подушку. Сонный писатель попытался сесть и очутился в мешке. Глотнув аэрозоля, он послушно сложил руки на груди и поджал ноги.
— Как ваше самочувствие? — капитан взял руку писателя и нащупал пульс.
— Вам не надоели учебные тревоги?
— На этот раз тревога была настоящая. Робот едва успел поместить вас в модуль. Опоздай он на секунду — и вы находились бы сейчас или в реанимации, или на том свете.
— Кэп, вы серьезно? — писатель откинул одеяло.
— Коротко возникшую ситуацию можно охарактеризовать следующим образом. При выходе корабля в точку Возможности нас попытался таранить неизвестный объект.
— Потрясающе! А я благополучно все проспал!
— Не переживайте, — капитан достал из кармана четыре кассеты цереброфиксатора и положил их на подлокотник. — Вас не минует чаша сия…
— Это был инопланетный корабль?
— Не торопитесь задавать вопросы. Времени у нас много. Мы возвращаемся на Землю.
— Повреждения опасны?
— Малосущественны… Но агрессора приклеило к нам, и мы утащили его за собой в подпространство.
— Судя по цереброфиксаторным кассетам, экипаж инопланетян состоял из гуманоидов, и принудительное перемещение в подпространство оказалось гибельным для них?
— Я спасал корабль, я спасал и вас! К тому же, мы обнаружили там лишь одного высокоразвитого гуманоида. До сих пор не понимаю, почему он ринулся на таран без попытки вступить в контакт, без предупреждения… И корабль у него сугубо гражданский, без вооружения, типа нашего малого грузовика… Прошу вас, помогите мне.
— Вы хотите, чтобы я запечатлел этот трагический случай презренной прозой?
— Нет.
— Тогда зачем вы посвящаете меня в служебные тайны?
— Да, я иду на прямое нарушение инструкций, но мне надо еще до возвращения на Землю знать, почему инопланетянин предпринял свою безумную акцию?
— Дешифровка цереброграмм? Но пусть ими занимается корабельный психолог.
— Он и посоветовал обратиться к вам. Прозондировав мозг погибшего, психолог констатировал его сходство с человеческим, но в силу специфических отклонений цереброграммы получились хаотические, не поддающиеся обычной интерпретации. Осколки эмоций, обрывки речи, размытые воспоминания, отсутствие логических связей… Тут нужно творческое мышление, работа на грани подсознания…
— К сожалению, у меня на цереброфиксатор негативная точка зрения. Неэтично потрошить мозги покойников. Пусть уносят свои тайны в могилу.
— Зря вы так. Без цереброфиксатора порой практически невозможно установить причину гибели. Он помогает избежать повторения трагических ошибок. Без него каждая нелепая случайность превращалась бы в рок.
— Кэп, обойдемся без лекций.
— Я думал, вы согласитесь без уговоров. Исключительно запутанный материал.
— Ну, во-первых, я редко имел дело с цереброграммами, а во-вторых, как вы представляете себе результаты дешифровки?
— Психолог уверен, что вы со своими способностями можете интуитивно компенсировать пропуски, объяснить, приблизить, оживить, сделать понятными аксессуары другого мира.
— Ну что ж, попробую сымпровизировать. Но хотелось бы взглянуть на безрассудный корабль.
— Его уже законсервировали.
— Тогда принесите снимки.
— Зачем? Обманчивое внешнее сходство породит ложные аналогии. Лучше опирайтесь целиком на цереброграммы, так сказать, для чистоты эксперимента.