В палате вдруг становится очень людно. Медицинские аппараты тревожно пищат. Меня оттесняют от кровати. Я ретируюсь в угол и оттуда наблюдаю за медсестрами. Те окружили кровать Кристи и от волнения кричат друг на друга.
В дверях вижу мать Кристи, а за ее спиной – Нирмалу. Медсестра закрывает дверь у них перед носом, затем замечает меня, хватает за руку и подталкивает к двери.
– Тебе здесь нечего делать!
Меня выпихивают из палаты. Дверь снова закрывается. Я оказываюсь рядом с перепуганной миссис Пауэлл.
– Моя малышка, – бормочет она. – Что они делают с моей малышкой?
Я поворачиваюсь. В верхней части двери есть окошко, составленное из стеклянных ромбиков. Вижу, как медсестры, задрав простыню, прикладывают к груди Кристи большие прямоугольные пластины. От них тянутся провода. Отворачиваюсь. Не хочу смотреть, как тело Кристи содрогнется от электрошока.
– Они всего лишь… Уверена, это…
– Что случилось? – Миссис Пауэлл хватает меня за руки. – Что произошло, пока Нирмала ходила за мной?
– Кристи проснулась. Попросила пить.
– Она говорила с тобой?
– Да… можно сказать и так. Всего одно слово: «Воды». Перед этим она пыталась облизывать губы.
– И ты дала ей воды?
– Да…
Миссис Пауэлл еще больнее стискивает мне запястья.
– Вода ее убивает. Избыток воды. У нее разбухает мозг! Она гибнет изнутри!
Вижу набрякшие вены на ее висках. Ее пальцы готовы прорвать мне кожу, впиться в мясо.
– Простите, – бормочу я. – Я не знала… С ней все будет в порядке. Врачи помогут.
Дверь палаты открывается. Выходит врач. За ее спиной – пугающая тишина. Медсестры молча убирают детали электрошокера, кто-то снова накрывает Кристи простыней.
– Миссис Пауэлл, – произносит врач.
Мать Кристи разжимает пальцы. Я отхожу в сторону. Взгляд миссис Пауэлл не сразу останавливается на лице врача.
– Только не говорите мне… только не говорите…
– Миссис Пауэлл, мне очень, очень жаль. Мы сделали все, что в наших силах.
– Нет! Только не говорите, что моя крошка умерла. Нет, нет, нет, нет, нет!
Ее одичавший взгляд мечется по сторонам, цепляется за меня.
– Это ты убила мою девочку! Ты!
Она плачет. Злыми, отчаянными слезами.
Нирмала и врач смотрят на меня.
– Я не знала… не хотела. Простите меня! Простите!
Бросаюсь бежать по коридору. Это ошибка. Сейчас я проснусь у себя в комнате… и окажется, что мне всего лишь приснился кошмар.
Я сейчас проснусь… проснусь.
– Ты почему не отвечала на сообщения?
– Я их не получила.
– Ник, не морочь голову. Все ты получила.
– У меня был отключен мобильник. Специально выключила. Нужно было в себя прийти. Пап, Кристи умерла. На моих глазах. Мне нужно было… Я хотела…
– Хорошо, это мы понимаем. Правда, Кларк?
Мама встает в коридоре между мною и отцом, берет меня за руку.
– Ник, ты не имела права взять и исчезнуть, – не сдается отец. – Мы с мамой места себе не находили.
– Послушайте, меня не было всего два часа. Неужели это катастрофа?
– Ты только что сообщила о смерти Кристи. Она все меняет.
– Не понимаю. Что меняет?
– Ник, ты в опасности. И можешь попасть в большую беду. Ты должна меня слушать и делать то, что говорю.
– Кларк, пожалуйста…
Мама поднимает руку, словно этот жест может его остановить.
– Сарита, ты должна бы меня поддержать, а не игнорировать очевидное.
– Кларк, посмотри, в каком состоянии Ник! Мы должны ей помочь, а не читать нотации.
– Это не нотации. Я думаю о ней. Забочусь.
– Вы что, оба ничего не понимаете? Речь сейчас не обо мне! И не о вас. Моя подруга умерла.
У меня текут слезы. Настоящие. Но я не знаю, по кому плачу: по Кристи или по себе.
Я напоила Кристи водой, которая ее убила. В голове неотступно вертится мысль: куда я ни пойду и ни поеду, я не убегу от правды. Она будет путешествовать со мной. Всегда.
Я убила Кристи. Вот так. И с этим мне придется жить до конца своих дней.
– Я тебя понимаю, – утешает мама. – Ты пережила настоящий кошмар. – Она обнимает меня, крепко прижав к себе.
– Я не хотела, чтобы так случилось, – бормочу я. – Почему все не может оставаться прежним?
– Тсс. – Мама целует мои волосы. – Все хорошо. Все нормально.
О чем она говорит? Как после этого все может быть хорошо и нормально?
– Я хочу лечь.
– Конечно, дорогая. Приляг. Отдохни. Если мы понадобимся, позови.
Я поднимаюсь на несколько ступенек.
– Сарита, ты хочешь оставить все как есть? – сердито шепчет отец.
– Тише!
– Не затыкай мне рот. Нам надо поговорить. Мы должны ей объявить: с плаванием покончено, больше никакого бассейна.
– Вы не отберете у меня тренировки! – кричу я. – Это все, что у меня осталось!
– Плавать опасно. Ты могла оказаться на ее месте. Попасть в больницу и…
– …умереть?
– Да.
– Но как видишь, я жива и здорова! – Я сердито взмахиваю руками. – Я не покинула этот мир. И ты не помешаешь мне заниматься плаванием.
– Никола, я твой отец. Если я тебе говорю…
– Мне уже шестнадцать. Ты не сможешь мне помешать… если только не наберешь достаточно подписей под своим обращением.
– О чем ты говоришь?
– Да, Ник. Что за обращение? – удивляется мама.
Сил сдерживаться больше нет.
– Тебе лучше знать, Карл, какое это обращение.
– Ник, не болтай ерунды! И нечего называть меня чужим именем.
– Нет, папочка. Это твое имя. Твое настоящее имя.
Мама вскрикивает. Потом становится тихо.
Отец приваливается к стене:
– Откуда ты узнала?
– Отсюда.
Распахиваю клапан рюкзака, достаю сложенное свидетельство о рождении и помахиваю им перед носом родителей.
– Здесь вся правда. Как говорят, черным по белому.
Они молча переглядываются. Никто не решается заговорить первым.
– Получается, что я Никола Адамс. Ты никакой не Кларк, а Карл. А тебя, мама, когда-то звали Нейшей.
– Да, Ник, когда-то нам пришлось поменять имена.
Она почти спокойна. Дамба лжи прорвалась, но не испугала маму, а, наоборот, успокоила. Зато на отца больно смотреть. Он весь скрючился. Стоит, обхватив руками голову. Лица его я не вижу.
– Мама, что мешало вам рассказать правду? Или вы думали, что я ее вообще не узнаю? Зачем вам понадобилось менять имена? Почему у вас столько дерьмовых секретов?
Теперь отец не выдерживает, подбегает к лестнице, ставит ногу на ступеньку и кричит:
– Не смей так разговаривать в нашем доме! Мы тебя таким словам не учили!
– А как мне разговаривать? Знать, что вы врали, и улыбаться? Я уже не понимаю, кто я такая и кто вы такие. Вечно перешептываетесь, боитесь, как бы я не услышала. Значит, ваши тайны дерьмовые. Вам не хотелось сложностей на свои задницы, вот вы и молчали! Спасибо за вашу дерьмовую заботу!
Отец в два прыжка подлетает ко мне.
Мама бросается к нему и вцепляется в ноги.
– Кларк! Остановись! Успокойся!
Но он схватил меня за руки. Наши лица почти вплотную.
– Все это делалось и делается, чтобы защитить тебя. Так было всегда, с первых дней твоей жизни.
– Вы что, из-за меня переехали? Сменили имена и фамилию? Повсюду водили меня за ручку? Стерегли чуть ли не круглые сутки?
– Да, представь себе! Все делалось ради твоей безопасности.
– Ты не можешь уберечь меня от жизни. А в жизни бывает всякое, в том числе и страшное… Пап, отпусти. Я задыхаюсь в твоих руках. – Пытаюсь вывернуться, но отец и не думает разжимать руки. – Ты мне делаешь больно! Отпусти!
– Не отпущу! Я должен постоянно тебя видеть. Она уже близка. Опасность, она надвигается.
– Какая опасность?
– Стихия, убившая Кристи.
– Вода?
– Вода.
– Папа, это бред сумасшедшего.
К нам подбегает мама, мы втроем толпимся в узком пространстве. Она берет отца за руку:
– Кларк, отпусти ее. Неужели ты действительно хочешь сделать ей больно?
И снова он будто просыпается от кошмарного сна:
– Сделать больно?… Сделать больно Ник?… Никогда в жизни.
Он разжимает руки. Я спешу наверх.
– Папа, от кого мы убегаем? Что происходит?
Отец стоит всклокоченный и вспотевший. Глаза сумасшедшие. Узнаю ли я когда-нибудь ответы на эти вопросы? Угроза, от которой он всеми силами пытается меня защитить… возможно, она не во внешнем мире, а здесь, в нашем доме. Обитает у отца в душе… некое навязчивое состояние. Или скрытая форма безумия.
Вопрос повисает в жарком, тяжелом воздухе коридора. Я ухожу к себе.
– Я тебе поесть принесла, – слышится из-за двери мамин голос. – Салат.
