Марков пожал плечами:
– Врать не приучен. Даже когда… очень просят.
– Дадите честное слово… коммуниста, что, выйдя отсюда, будете нам по-прежнему честно служить? На любом месте и в любой должности.
– Лично вам или «трудовому народу», как в Присяге сказано? России?
– А есть разница?
– Для меня есть.
– Вождю. И партии этого самого «трудового народа».
Губы Сталина дрогнули в едва заметной усмешке.
– Тогда только до тех пор, пока буду убеждён, что вождь выражает волю партии и народа. А то ведь, товарищ Сталин, меня сапогами в живот и по почкам били как раз за то, что некоторые «вожди», что мне наградные листы подписывали и в партию принимали, потом не «вождями», а «наймитами» оказались…
Сталин над этими словами думал долго. Достаточно, чтобы у слабого человека все гайки отдались.
– На Троцкого намекаете? – недобрым голосом спросил он.
– На него тоже. Из его рук «Красное Знамя» принимал. Тогда везде писали – «товарищ Троцкий, организатор и вождь Красной Армии…».
– Смелый человек, – задумчиво сказал Сталин. – Очень смелый и не очень умный. Кто сказал: «Если ты говоришь, что думаешь, то думаешь ли ты?»
– Не знаю, товарищ Сталин.
– Я сказал. Ладно, оставим эту грустную тему. Я тоже одно время заблуждался насчёт товарища Троцкого. И Ленин заблуждался. Так что вам в вину поставить нельзя. Спрошу по-другому – если узнаете о чьих-то действиях во вред мне, партии, «трудовому народу», как поступите?
– Согласно Уставу, Присяге и долгу коммуниста.
– А товарищ Дзержинский говорил, что каждый коммунист должен быть одновременно и чекистом…
– Товарищ Сталин, я сделаю всё для партии и Родины и ничего против собственной чести.
– Кто написал, что опереться можно только на то, что оказывает сопротивление? – продолжая размышлять, проговорил Сталин. – Мудрые слова. Вас когда арестовали?
– Три года, четыре месяца и шесть дней назад.
– Полную информацию всё это время вы получать, естественно, не могли. Но что-то всё же просачивалось. Газеты вам давали?
– Так точно, «Правду» в КВЧ и радио в бараке два часа до отбоя.
– Как оцениваете сегодняшнюю обстановку в Европе и на наших границах?
– С Европой всё ясно. Когда Гитлер на нас нападёт, а это будет не позднее середины июля, Европа будет ему всемерно помогать…
– Откуда сроки?
– Опыт прошлой Мировой войны. Тогда начали в августе и не успели до «осеннего листопада». Сейчас возьмут форы. Но точнее смогу оценить обстановку только после того, как увижу карты, разведданные, аналитику Генштаба.
– Увидите, Сергей Петрович, всё увидите, – засмеялся Хозяин. – Сделаем таким образом: сейчас вы вернётесь в гостиницу. Вас удобно разместили? Жить и работать можно?
– Нормально, Иосиф Виссарионович.
– Тогда там ещё поживёте. Зачем привлекать внимание. Под крылышком НКВД спокойнее будет. Вам дадут адъютантов. Двоих. Мало будет – добавим. Все нужные документы они будут привозить, увозить, выполнять любые поручения. Соблюдение всех правил секретности – на них же. Привезут, увезут, ответят, если что… На первичное ознакомление – сутки. Больше дать не могу. Завтра в это же время мы продолжим беседу. Ожидаю объективный и даже жёсткий анализ положения, как вы его увидите. Если получится, прогноз развития событий. На мнение «коллег», включая нынешнего начальника Генштаба и начальника ГРУ, внимания не обращайте. Мне нужно ваше мнение. Справитесь?
– Постараюсь, товарищ Сталин. Но только в первом приближении. Для грамотного отчёта нужно человек пять опытных штабистов и неделя сроку.
– Отчёта о чём?
– О первоочередных мерах по отражению агрессии фашистской Германии в течение ближайших трёх месяцев.
– Хорошо. Поговорим об этом тоже завтра. Последнее: жалобы и просьбы личного характера на текущий момент имеются?
– Никак нет.
– Хорошо. Покажите, не разучились ли вы работать, товарищ… – сделал паузу, как будто хотел произнести воинское звание. Но передумал. – Товарищ Марков. Отдых в уютном лагере на солнечных Соловках иногда расслабляет… По Туруханску помню…
И улыбнулся, давая понять, что с чувством юмора у него всё в порядке.
Лаврентий Берия всегда выполнял задания Вождя быстро и точно. «Дело» Аристотеля Фиораванти доставил Поскрёбышеву глава личной охраны наркома внутренних дел Рафаэль Саркисов. Поскрёбышев принял пакет, расписался в получении и отпустил майора госбезопасности, словно простого курьера.
Сталин вытряхнул из вскрытого Поскрёбышевым пакета тонкую красную папку с надписью – «К докладу». Пальцы крепко сжали двойной красно-синий карандаш, остро отточенный с обоих концов. Кто-то говорил Кобе, будто Поскрёбышев держит специального человека, чтобы снабжать вождя идеальным инструментом для работы. Что за молодец Александр Николаевич!
«С чего это ты сегодня такой добрый, Иосиф?» – спросил товарищ Сталин.
И ответил сам себе:
«Понравилась беседа с Марковым. Он, конечно, не тот человек, который будет предан, как Лаврентий или Власик. Комкор – недоумок, он живёт по принципам. «Душу – Богу, жизнь – Отчизне, честь – никому. Умри, но не давай поцелуя без любви». Здоровенный, битый жизнью мужик, а думает, словно барышня, обчитавшаяся дешёвых романов. Предпочёл расстаться с зубами, но не с иллюзиями: ни на кого показаний не дал, за него написанные следователем протоколы подписывать отказался. Дурак. Вообще, дураки бывают вредные и полезные. Этот – полезный. Такой, если даст слово служить, не продаст. О Берии или том же Николае Сидоровиче, генерале Власике, этого так уверенно не скажешь. Значит, он тот человек, который и нужен!»
Если бы товарищ Сталин умел, он улыбнулся бы удовлетворённо. Но товарищ Сталин удовлетворённо улыбаться не умел.
В папке сверху лежала записка, написанная по-грузински.
«Батоно, – сообщал Лаврентий Павлович. Он любил ненавязчиво подчеркнуть старшинство своего уважаемого хозяина. – Вы неоднократно указывали, что нельзя понять судьбу отдельного человека, если не увидишь связей его жизни с движением исторической эпохи. Я позволил себе дать абрис нашего Аристотеля на фоне политики Ивана Васильевича Третьего, первым принявшего титул «государя всея Руси». Наш фигурант, как представляется, непосредственным образом связан с началом становления государственности Российской – делом, которое стало главным и в вашей жизни».
Иосиф Виссарионович хмыкнул довольно и приступил к чтению.
«В XV веке, когда Иван III объявил себя Государем (великим князем), существовали три «Руси»: Северо-Восточная, состоявшая из множества княжеств, из них самое крупное и влиятельное Великое княжество Владимирское (центр Москва); собственно Русь – она была под властью Литвы и по названию столицы именовалась «Киевской Русью». В нее входили Белая и Чёрная Русь; русское королевство, оно же Галицко-Волынское княжество. Немцы обозначали ее Галиция и Лодомерия, в латинских текстах называли Рутенией, Русью, хотя она принадлежала Польше. Провозгласив себя повелителем всея Руси, Иван III de facto предъявил претензии на чужие владения. Соседние государства признавать новоявленного государя не спешили – это было равносильно отказу от собственных земель. Но и воевать никто не хотел.
