Весьма любопытно! Надо будет взять на заметку. Пока же следовало придерживаться списка:
– Ты говорил, что анаким берут слишком большую цену за сотрудничество. Какую?
Набу-наид испытующе посмотрел на меня, как тогда, в первый раз. И ответил:
– Во-первых, они берут нашу волю.
– Что?
– Волю. Когда сангнхит достигает зрелости, к нему приходят анаким. Нередко бывает, что он, оказавшись в пустынном месте, слышит далекую песню. Так становятся кандидатом. Едва кандидат засыпает, во сне анаким являются ему в образе красивых сангнхитов и предлагают заключить симбиотический контакт. Если сангнхит согласен, он видит, как анаким пожирают его тело, а затем дают новое. Происходит контакт. С этого момента сангнхит и явившиеся ему анаким – обычно один-два – начинают жить в симбиозе. Анаким словно поселяется в выбранном сангнхите-контактере. Он делает то, что попросит его сангнхит, а сангнхит выполняет то, что скажет ему анаким.
– А если кандидат не захочет стать контактером?
– Такое часто бывает. Тогда анаким начинают его убеждать. Кандидат испытывает невыносимую боль. Терзается ужасающими видениями. Перестает воспринимать внешний мир. Пытка может продолжаться недели и месяцы, пока кандидат не согласится. Почти все рано или поздно соглашаются. Очень немногие выдерживают до предела, за которым несокрушимость воли вынуждает анаким отступить. Такого сангнхита называют бесконтактным. Все остальные – контактеры. Хотя бесконтактные не обладают возможностями контактеров, и их единицы, они высоко ценятся в обществе и как символ нашей независимости традиционно занимают высокие посты.
– Например, Главы воинов?
– Совершенно точно, – с достоинством подтвердил Набу-наид.
– Ты сказал, что воля – это первое, что берут у вас анаким. Что второе?
Сангнхит ответил не сразу.
– В древности они просили не так много. Они хотели, чтобы мы отдавали им часть того, чем владеем. Вроде подати. Но сорок веков назад требования ужесточились. И теперь мы регулярно вынуждены отдавать им… кого-то из нас.
Меня мороз продрал по коже. В голове вертелся рой новых вопросов, но язык не поворачивался спросить. Мы молча сидели друг напротив друга с отпрыском великой космической расы, загнавшей себя в безысходное и жуткое рабство. Счетчик остановился. Оставалось последнее:
– Что вы хотите получить от нас?
– Только одно, – взгляд Главы воинов оживился, – научите нас сопротивляться анаким!
– В каком смысле? – Мне стало не по себе.
– Вы можете им сопротивляться. Научите и нас.
Холодок пробежал по спине. Вот они и начались – проблемы с оплатой, которых я так боялся еще в начале разговора.
– Здесь какое-то недоразумение. Мы услышали об анаким от вас. Откуда же нам знать, как им сопротивляться? Если хотите, мы вернемся на Землю и сообщим полученную информацию нашим ученым, может быть, они найдут выход…
Набу-наид смотрел на меня взглядом человека, преданного лучшим другом:
– Так ты не хочешь дать нам это, Вассиан? Почему? Разве я мало тебе рассказал? Спрашивай еще!
– Рассказал ты достаточно. Но я не могу дать то, чего у меня нет.
– Это окончательное решение?
– В том, что касается меня, боюсь, что да.
Глава воинов стал печален.
– Жаль. Очень, очень жаль.
Набу-наид встал, развернулся в пол-оборота и поднес правую руку к уху, заговорив на сангнхиле. Проснувшийся профессиональный интерес заставил невольно вслушаться, с ходу определяя тип языка: агглютинативный. Ох, до того ли сейчас? Пауза. Сангнхит холодно посмотрел на меня и сообщил:
– Прошу проследовать на мою платформу. Нужно лететь.
Пришлось подчиниться. Набу-наид пропустил меня вперед. Я ступил на металлическую плиту. Глава воинов поднялся следом и мы взлетели.
– Куда мы направляемся? – поинтересовался я, стараясь сохранить спокойствие в голосе. Сдерживать волнение было все труднее.
– Я должен доставить тебя к Главному Контактеру. Переговоры будет продолжать он. Моя миссия оказалась безуспешной.
На этот раз мы летели недолго. На крыше одной из соседних пирамид я увидел фигурки нескольких сангнхитов, а также землян, почему-то выстроившихся в шеренгу. При виде сотоварищей у меня аж от сердца отлегло. Пусть теперь эту кашу расхлебывает Муса, как и полагается, и наплевать на всякие там переживания. Он меня в это втянул, он пусть и вытаскивает.
Но чем ближе становились фигурки землян, чем различимее делались застывшие лица, тем больше росло предчувствие, что здесь что-то не так…
К тому времени как Энмеркар выбрался из башни Мелуххе, Уту исчезло, все вокруг погрузилось в сумрак и наполнилось неясными, дрожащими тенями. Огни, зажженные на крышах седьмых ярусов, почти не давали света внизу, он рассеивался, теряясь в зарослях висячих садов. Становилось холодно. Дождь уже кончился, но повсюду царила сырость. Небесная пелена над головой начала редеть, проступили звезды. Редкие прохожие не обращали внимания на мальчика. Почти все они были ремесленники, встретилась пара рабов. Никто из них не имел права остановить его или сделать замечание.
Энмеркар торопливо шел и почти не смотрел по сторонам. Он часто возвращался на закате, но после захода Уту – всего один раз, отец тогда сильно рассердился. Но теперь, после жуткого известия, услышанного от Мелуххе, это казалось не столь важным. Страхи, ужасы, опасения, холод в груди, слабость в руках – все переплавилось в одну всепоглощающую печаль, тоскливое и ноющее чувство. Как ветер сквозь щели дома, оно проникало в душу, заражая той же опустошенностью, которая наступает, когда гаснет последняя свеча и опускается тьма, когда могильная плита закрывает родное лицо, или бушующее пламя вылизывает дом на глазах обитателей… Картины… Видения… Лица…
Спящий Магану. Восторженный Мелуххе. Заплаканная Нинли. Леденящий взгляд Главного Контактера. Недовольное лицо учителя. Вымученная улыбка отца. Гарза. Кто-то должен будет пойти в этот раз и черная тень его ухода ляжет на всех оставшихся…
Энмеркар вошел в украшенные изображениями львиноголового орла, змей и драконов врата и спустился в коридор этой части города, части вельмож. Здесь царило оживление: скорее полные, чем худые мужчины под руку чаще с другом, чем с подругой, прохаживались вдоль по коридору, шумно смеясь и громко разговаривая, церемонно раскланиваясь со встречными – они направлялись либо в гости, либо в места особых увеселений. Дальше по коридору таких мест было изрядно. Но Энмеркара это не интересовало.
Он остановился перед родной дверью дома – ее сложно спутать с другими; не так много в городе найдется входов с чистыми косяками, без статуэток и изображений. Почувствовав угрызения совести, Энмеркар покачал головой и решительно ступил сквозь дверь.
