Во-вторых, Мелуххе учился лучше всех, и оттого в общении держался несколько высокомерно, хотя семья его была гораздо менее знатная, чем у Энмеркара или Магану.
В-третьих, Мелуххе был домоседом. Пожалуй, последнее Энмеркара потрясало больше всего: ну как можно предпочесть пыльное удушье подземелья водам реки, колебанию ветра, переливам неба или шелесту тысяч листьев в садах? Сам Энмеркар спускался домой, лишь чтобы поесть или поспать. Ему казалось, что каменные плиты постепенно забирают жизнь из человека, если среди них долго находиться. В этом подозрении убеждал и сам сын темничего – когда он однажды целый месяц не покидал своего жилища, то появился потом в Доме Табличек особенно слабым и бледным.
Но все же за Мелуххе водилась одна полезная особенность: он не отказывался помогать с уроками, чем Энмеркар нередко пользовался. Делать это сын темничего мог и даром, но Энмеркар всегда старался честно расплатиться. В качестве платы Мелуххе брал необычные истории и рассказы о всем, что сложно заметить такому любителю подземного обиталища, как он. Магану часто шутил, что Мелуххе не выходит на улицу, чтобы доставить удовольствие отцу, разыгрывая из себя заключенного – как известно, старику за всю жизнь не довелось даже на час посадить кого-нибудь в Дом Заключения.
Эти мысли и воспоминания вяло крутились в голове Энмеркара, пока он спускался в жилые ярусы под башней Дома Поднятия Головы. Высокий и длинный коридор показался огромной каменной змеей, разинувшей квадратную пасть, словно приглашая последовать в ее утробу. Было безлюдно – только одинокий тощий раб-чистильщик вдалеке монотонно скреб метлой по полу.
Энмеркар вздохнул и пошел вперед, окунувшись в запахи влажной пыли и шишечек кипариса, не одно столетие курящихся почти в каждом доме. По обе стороны коридор был испещрен дверьми. Шестьдесят шагов спустя добавился запах мокрой глины и пота – тут работали гончары. Вместе с запахами доносился однообразный скрежет, иногда негромкие голоса… Пройдя еще с шестьдесят шагов, он поравнялся с рабом. Раб повернул к нему широкое, изуродованное шрамом лицом и, опустив метлу, склонился в глубоком поклоне.
Мальчик прошел дальше и вскоре метла снова заскребла позади. Но почти сразу же ее заглушил стук ткацких станков, пульсирующий через двери. Сквозь слаженный гул еле различалось заунывное пение ткачих.
Еще шестьдесят шагов спустя он подошел к двери дома Мелуххе. С неодобрением покосившись на стоявшие по обоим косякам асфальтовые фигурки, Энмеркар постучался. Цвет двери потемнел, и он прошел сквозь нее.
Прихожую семьи Мелуххе Энмеркар видел уже не раз, но вот самого хозяина – высокого мужчину с тонким ртом – встретил впервые и от неожиданности вздрогнул. Отец Мелуххе почтительно поклонился в пояс и сказал слова приветствия. Энмеркар ответил предписанным кивком и с уважением произнес имя темничего, правда, сбился посередине – он не знал имен его личных бога и богини. Самгар-нево улыбнулся и проводил «знатного гостя» в комнатушку сына.
К появлению Энмеркара Мелуххе отнесся без интереса. Причина его тоже не удивила. С равнодушным видом он ознакомился с уроком, заданным сегодня в Доме Табличек. Но вот историю, которой расплачивался «знатный гость», выслушал с открытым ртом и горящими глазами – такими, каких Энмеркар никогда прежде не замечал у Мелуххе. Он с волнением перебивал, спрашивал, не мог поверить в фантастические описания пришельцев, сомневался, недоверчиво смеялся, но переспросить ему было не у кого и все равно приходилось верить Энмеркару. Тот же щедро приукрашал выдуманными деталями то немногое, что успел разглядеть за несколько мгновений.
Мелуххе сдабривал рассказ и собственными дополнениями вроде: «Желтолицый! Прямо как в древних сказаниях о Ся!», или: «Шерсть на голове, как у дваров… А внизу головы шерсти нет?» Он даже не утерпел и похвастался тем, что его отец тоже выучил язык пришельцев, хотя и не участвует во встрече.
Когда рассказ окончился, сын темничего с восторгом и уважением протянул:
– Теперь понятно, в честь чего назначили Гарзу!
Энмеркар дернулся, словно его наотмашь ударили по лицу. Он почувствовал, как егозливый холодок стягивает внутренности.
– Гарза? – выдавил он страшное слово. – Будет Гарза? Когда?
– Завтра вечером, – равнодушно ответил Мелуххе, продолжавший переваривать историю о пришельцах.
А Энмеркару стало не до них. Гарза! Опустевшие коридоры. Печальные глаза отца. Длинные ряды прислужников в синем. Главный Контактер в пурпуре. Тревожная тайна, творящаяся восемью ярусами выше. Куда имеют доступ только прошедшие Сон… Гарза! А он-то думал, что страшнее, чем происшествие с Магану, ничего быть не может. Как же он забыл о Гарзе! По сравнению с нею Сон все равно что порыв сильного ветра против бушующего урагана. Гарза! Энмеркар невольно сжался. Кто-то должен будет пойти в этот раз…
Я открыл глаза и увидел над собой человеческую фигуру. Вздрогнул. Потом узнал – Набу-наид.
– Новый день наступил. Надо продолжать торги, – сказал он, показывая лежащую на обшивке «Аркса» платформу.
Меч утра уже покинул ножны мрака. Перламутровое небо наливалось фиолетовым оттенком, а вдали, где светлела рассветная зорька, было нежно-сиреневым. Все остальные спали.
– Давно меня ждешь? – спросил я, протирая глаза.
– Около часа.
Я расстегнул спальник и поднялся, отряхивая смятый костюм.
– Мне бы умыться.
Сангнхит достал из-за спины золотой шар и протянул мне. Я с недоверием принял его и вдруг ощутил ласковое прикосновение струй воды, обволакивающих ладони. Ни одна капля не упала вниз: обернувшись несколько раз вокруг, вода вновь сокрылась в шаре. Поразмыслив, я прислонил шар ко лбу и таким же необычным образом умыл лицо. Затем вернул потяжелевший шар Набу-наиду и кивнул:
– Пойдем.
Едва мы взошли на платформу, она взмыла в небо, оставляя внизу темную спину «Аркса» с разбросанными в беспорядке комочками спальников. Совесть напомнила мне вчерашний разговор с Сунем. Зря я с ним так. Ну, пишет он в книжку добрые дела, и ладно. У каждого свои причуды. Главное, человек неплохой. Надо бы потом извиниться…
Как только мы набрали скорость, Набу-наид спросил:
– Что ты сегодня хочешь узнать?
За первым вопросом мне в карман лезть не пришлось:
– Почему в небе Агана видны те же созвездия, что и на Земле?
– Мы так сделали. В память о нашей древней родине. Вы, кажется, называете это ностальгией, да?
– В каком смысле… «сделали»? – оторопел я.
– Ну как… Убрали лишние звезды – и все. Получились созвездия, немножко похожие на земные. Мелочь, а все-таки приятно. Для наших предков это было важно.
