Он совершенно не удивился, увидев Герда и Элва, хотя в момент их прихода он спал на диване.
Герд Джемах начал разговор, который снова поверг Элво в изумление.
— Попутного ветра тебе, священник. Нам нужны фиапсы, прикрывающие все фазы жизни.
— Конечно, конечно, — проговорил священник. — Вы приехали торговать? Вам не нужно так много фиапсов.
— Мы не торговцы. Мы приехали на Плагу отдохнуть и посмотреть.
— Хи-хо! Но мы не предлагаем ни карнавалов, ни веселых девочек, ни обильных пиров! Вам здесь будет скучно.
— Мой друг Утер Маддук недавно был тут. Он сказал, что вы снабдили его фиапсами и дали совет.
— Не я. Полиамид занимался с ним, а я Мофиамид.
— В таком случае мы обратимся к Полиамиду.
Глаза Мофиамида стали круглыми и блестящими. Он поджал губы и с неодобрением покачал головой.
— Полиамид отлучен от сана и изгнан в сараи. Возможно, он был неоправданно любезен с твоим другом.
— Во имя Ахарисейзо дай нам фиапсы и сделай их сильными.
Священник заглянул в кожаную сумку, испещренную розовыми полосами, где лежала дюжина стеклянных сфер. Он притронулся к ним, перемешал и вдруг отдернул руку.
— Это нежелательно! Вы должны вернуться в Алуан.
Герд Джемах резко сказал:
— Это необходимо.
Мофиамид скосил на него глаза.
— Как ты можешь так говорить? Ты священник?
Джемах качнул головой.
— Утер Маддук умер, ты знаешь?
Глаза Мофиамида округлились.
— Откуда я могу знать?
— Через телепатию. Ведь вы священники обладаете этим искусством.
— Только при некоторых обстоятельствах. Он и Полиамид стали друзьями и в доказательство дружбы обменялись душами.
Элво Глиссам раскрыл рот. И он еще считал Герда скучным и глупым!
Мофиамид уселся. Его полузакрытые глаза стали задумчивыми.
— Я ничего не слышал об этом.
— Если нам придется вернуться в Алуан без души Маддука, я буду просить тебя поехать с нами и умиротворить его привидение.
— Совершенно исключено, — заявил священник. — Я не могу покинуть Плагу.
— В таком случае мы должны переговорить с Полиамидом.
Мофиамид медленно и задумчиво кивнул.
— Во-первых, — сказал Герд, — ты должен обеспечить нас фиапсами.
Мофиамид сразу насторожился.
— Фиапсы от чего?
— Дай нам фиапс, с которым мы можем летать в небе Палги.
Мофиамид опустил уголки рта и поднял палец.
— Извержение вонючего газа в чистейшие ветры Ахаризея? Немыслимо! Я не могу дать такого фиапса. Самое большее, я дам вам фиапс, оставляющий вас на милость Ахаризея.
— Очень хорошо. Мы примем его с благодарностью. Далее: нам нужны фиапсы, оберегающие нас и наш самолет от всякого рода повреждений, магии, захвата и тому подобного. Нам нужен фиапс для нашей воздушной повозки, обеспечивающий нам попутный ветер, хорошую почву и устойчивость.
— Вы требуете слишком многого.
— От священника, столь близкого к самому Ахаризею, мы требуем слишком немного.
— Вам придется уплатить за это.
— Мы обсудим вопрос об уплате после того, как вернемся, когда будет доказана эффективность фиапсов.
Мофиамид открыл рот, чтобы сказать что-то, затем закрыл его.
— Как далеко вы едете?
— Как потребуется. Где Полиамид?
— Не близко.
— Ты должен направить нас туда.
Мофиамид кивнул.
— Да, я направлю вас к нему и дам фиапсы. Они будут мощными. К завтрашнему дню их зарядит энергией.
Герд кивнул.
— Дай нам пока временный фиапс, который уберег бы нас и наше имущество сегодня ночью.
— Поставьте самолет за лавками. Я принесу фиапс.
Герд Джемах вернулся к самолету, взлетел в воздух и поставил его на указанное место, где стояло много повозок Бегущих самых разнообразных типов и фасонов. На двух, трех колесах, с одной мачтой и даже с пятью.
Мофиамид уже ждал их с корзиной.
— Это мощные фиапсы. Этот красный и зеленый будут хранить ваш самолет. Голубой и белый сохранят ваше имущество, пока оно в таверне. Черный, зеленый и белый охранят ульдраса от мести, злобы и черной магии. Два черных, голубой и желтый будут хранить вас, ауткеры.
Джемах положил указанные шары в самолет, остальные распределил так, как было указано, между Элво, Кургешем и собой.
— Совершенно верно, — сказал Мофиамид и без дальнейших церемоний удалился.
Джемах с сомнением посмотрел на фиапсы.
— Не подсунул ли он нам липу?
— Это хорошие фиапсы, — сказал Кургеш. — Они заряжены магией.
— А я не чувствую ничего, — жалобно сказал Элво. — Наверное у меня атрофировались чувства.
Джемах подошел к высокому кораблю с одной мачтой на четырех колесах.
— Всю жизнь я мечтал прокатиться на такой тележке. Но этот, по-моему, слишком мал и легок для нас. Вон тот будет более подходящим.
Они расплатились в таверне и вошли в фойе, отделенное невысоким барьером от кухни, где невысокий коричневый человек, обнаженный до пояса и сверкавший потом, возился возле раскаленных печей. Он бросил на них суровый взгляд и продолжал свое дело.
В комнату вошла молодая женщина, высокая и стройная, с лицом бесстрастным, как у сомнамбулы. Элво, всегда любопытный ко всяким модификациям гуманоидов, насторожился. Женщина была очень красива, и движения ее были полны неземной грации.
Однако лицо ее было как бы не живым, красота существовала сама по себе, в отрыве от лица. Кожа у нее была цвета слоновой кости, чуть светлее, чем у остальных Бегущих, кого они уже видели. Она переливалась разными оттенками: голубым, зелено-голубым, зелено-фиолетовым. Темно-коричневые волосы, спадавшие на плечи, удерживались черным обручем на лбу и алым обручем на затылке.
Мягким голосом она спросила, что им нужно. Герд грубо заказал три постели, ужин и завтрак. Элво был удивлен его нечувствительностью к чарам женщины. Женщина отступила назад с легкостью и грацией убегающей морской волны и сделала им знак. Трое мужчин последовали за ней в большую комнату, заполненную таинственно двигавшимися тенями. Пол в комнате был выложен темно-серыми плитами, потолок покрывали закопченные доски, поддерживаемые столбами. Пурпурные и коричневые панели стен гармонировали с красными скатертями на столах и усиливали впечатление таинственности, царившее в комнате. За одним из столов сидело пятеро мужчин, игравших в карты, стуча тяжелыми кулаками по столу и выкрикивая ругательства в случае неудачного хода или проигрыша. Мальчик в белом переднике разносил пиво.
Женщина провела их через комнату, короткий коридор и вывела на балкон, с которого не было видно ничего, кроме неба.
