— Очень признателен вам, но я уже позавтракал, — Горчаков виновато улыбнулся и вышел.
Галина Аркадьевна упала на диван и горько заплакала.
Когда Горчаков сходил с крыльца, из-за деревьев показались двое подростков. Достаточно было одного взгляда, чтобы Горчаков в пареньке с букетом лесных цветов узнал сына Тропинина. Такой же высокий лоб, круто нависающие надбровья, упрямый подбородок. И только по-юношески припухлые губы, да прямые черные волосы отличали этого Тропинина от того, из которого он не мог вытянуть секрета «санита», из-за которого он столько лет портил себе нервы да еще и сейчас подвергал себя опасности, приехав сюда.
Ответив на Сашино приветствие, Горчаков пошел к калитке, раздумывая, что делать дальше.
Начало было неплохим. Все случилось именно так, как он и предполагал. Только Как могло случиться, что здесь уверены в расстреле Тропинина? Ведь немцы на глазах у жителей Крутых Гор гнали его вместе с пленными на станцию? Надо быть осторожнее. Хорошо, что эта Галина Аркадьевна была расстроена и не заметила его растерянности, когда сказала, что ее муж расстрелян. А причиной этому — лишняя самоуверенность. Но так просто удалось добраться сюда, что все остальное казалось несложным и легким. Он ехал в эшелоне перемещенных лиц, на станциях, где эшелон останавливался, ему вручали букеты цветов и приветствовали с возвращением на родину.
Горчаков шел по улице шахтерского городка. От реки долетали веселые крики ребятишек. Где-то высоко на лесах строящегося здания ломкий мальчишеский басок пел песню.
Саша, прижимая к груди цветы, вбежал в комнату и на пороге замер. Мать, обхватив голову руками, маленькая и какая-то беспомощная, горько рыдала на диване.
— Мама! — тихо позвал Саша. — Мама, что с тобой? — Выронив цветы, он подбежал к матери, заглянул в лицо, мокрое от слез. — Мама, родная, скажи, что с тобой?
— Саша, теперь… теперь мы одни!
Коля тихо переступил порог и, опустив голову, нервно мял в руках фуражку. Увидев выроненный Сашей букет, Коля поднял его и, стараясь ступать как можно тише, подошел к столу, положил цветы на зеленую книжечку.
— Теперь все, Саша, никаких надежд, — Галина Аркадьевна закрыла глаза и, всхлипывая, прижалась к сыну. — Записная книжка отца…
— Где? Где, мама?! — Саша быстро оглянулся. — Где?
Мать посмотрела на стол. Коля, схватив букет, протянул его Галине Аркадьевне.
— Это мы вам, — прошептал он, сдерживая слезы, и выскочил из комнаты.
Галина Аркадьевна прижала к груди цветы, устремив взгляд на записную книжку мужа.
Саша тоже увидел книжку. Он тяжело шагнул к столу, бережно, словно боясь причинить ей боль, притронулся. Потом осторожно открыл и впился глазами в первую страницу. Все поплыло перед взглядом подростка, он видел прямой, четкий почерк отца. Такой же, как и в тех немногочисленных письмах, которые свято хранила мать… Да, это книжка отца.
— Мама, ты отдашь ее мне? — спросил Саша. — Я буду беречь ее до самой… до самой смерти! — Саша обернулся и по лицу матери понял, что ей больно отдать книжку даже сыну. — Нет, нет, мама, пусть она будет у тебя, я только прочту, — и он положил книжку на стол. Сел рядом с матерью. Обнял ее за худенькие плечи и тихо, взволнованно, как клятву, произнес: — Я всю жизнь буду с тобой.
— Саша, я не могу отпустить вас одних, — промолвила Галина Аркадьевна, глядя на посуровевшее лицо сына. Подумала: «Упрямый, не удержишь!» — Пойми, Саша, вы с Николаем оба… увлекающиеся, что-нибудь надумаете в дороге…
— Мама, мы только будем искать вещи отца, — тихо проговорил сын и, схватив мать за руку, горячо спросил — Хочешь, мы поклянемся тебе, что ни шагу не сделаем дальше? Я и Николай!
— Саша, хороший ты мой! — ласково улыбнулась и засмеялась мать. — Неужели ты думаешь, что я никогда не была такой, как ты? Ты, наверное, представляешь меня только взрослой. А я была такой, как ты. Девчонкой взбиралась на гору, и обязательно на самую высокую, плавала, ныряла, пока не начинала захлебываться.
Сын недовольно нахмурился: разговор затягивался. Уйти — обидишь мать, он не мог этого сделать, но в саду его уже давно ожидал Николай. Нетерпелось скорее пристрелять берданку, которую где-то раскопал Николай. И повозились же они с ней! Приклад скрепили проволокой, а потом еще наложили планки на шурупах, припаяли мушку…
— Бывало, дашь обещание что-нибудь не делать, — продолжала мать, — а увидишь ребятишек, как они с кручи вниз головой в Донец прыгают, и самой захочется попробовать. Интересно — испугаешься, сумеешь? И прыгала, и разбивалась… Нет, нет, Саша, одних я не пущу, не соглашусь на вашу поездку.
— Мама, мы упустим время, — взволнованно заговорил сын. — Июль уже на исходе, к половине августа нам необходимо вернуться в город, сколько же у нас дней? Двадцать два. А кто знает, что произошло там, где засыпана лодка отца.
— Нет, Саша, я не могу… Ты у меня один.
Сын, опустив голову, помолчал несколько мгновений, покусывая губы, и приглушенно спросил:
— А разве Олег Кошевой был у матери не один? А молодогвардейцы не выполняли заданий… одни?
— Саша, — мать укоризненно покачала головой. — Как можно сравнивать то время… Но и молодогвардейцами ведь руководили старшие!
— По заданиям они ходили одни, — упрямо повторил сын. — Да еще по каким! А мы что собираемся делать? Подняться вверх по Донцу и отрыть лодку. Это же прогулка!
— Отец не решился на это, видимо, очень сложно.
— Ты же сама говорила, что началась война и ему было не до лодки. А я… я должен найти вещи отца.
— Но поймите вы, что это не прогулка. Берега Донца местами еще не разминированы, в лесах неразорвавшиеся гранаты, снаряды, да и подводные камни… Саша, пойми, дорогой мой, ты у меня теперь один! Я не могу… не могу, — Галина Аркадьевна отвернулась, скрывая слезы.
— Хорошо, мама, — Саша поднялся, посмотрел на фотографию отца, прикрепленную над его кроватью, и тихо закончил: — Я подумаю, как нам быть.
В саду послышался крик иволги. Галина Аркадьевна удивилась:
— В этом году что-то часто стала залетать к нам в сад иволга.
Сын промолчал.
— Иди, Коля тебя заждался.
Саша вышел на крыльцо, осмотрелся, тихо проворковал горлинкой. В глубине сада весело застучал дятел. Саша направился туда.
— Ну и долго ты разговаривал, — недовольно сказал Коля, появляясь из-за куста смородины. — Ждал тебя, ждал, чуть не уснул.
— Сколько раз я тебе говорил, что иволги в сады не залетают, — сердито сказал Саша. — Тоже мне — тайный знак подает. И дятлу летом в саду делать нечего, зимой — другое дело.
