-Рассказывай, если хочешь. - Сказал Дэн.
-Не хочу. Все хреново, и мне кажется, будет нечестно превращать тебя в жилетку.
-Отчего бы и нет? - он улыбнулся. - От меня не убудет, а тебе станет легче.
-Может быть. Налей еще.
Шериф кивнул, плеснул нам обоим. Снова выпили не чокаясь.
-Странно получается. - Сказал он. - С другими людьми я постоянно помню, что я - андроид, хотя они об этом не знают, а рядом с тобой чувствую себя человеком несмотря на то, что ты как раз знаешь правду. А сегодня я увидел как ты общаешься с этим мутантом, вспомнил телохранителя - гуля и понял. Ты обращаешься с нами, как с людьми.
-А как иначе? - опешила я.
-Как с мутантом, гулем и андроидом. Ты не делишь мир на людей и выродков.
-Еще как делю. - Хмыкнула я. - Только по другим критериям. Вот, смотритель убежища, откуда я смылась, например, выродок, хотя генетически самый что ни на есть человек.
-А что, в убежище принято учить детей обращаться с оружием?
-Нет. Это была наша тайна. Наверное, смотритель знал - ну, и охрана, кто там камеры контролирует. Остальные - нет.
-Тогда я вообще ничего не понимаю. - Дэн плеснул еще. - Смотри: тут детей начинают учить лет с пяти... точнее, они начинают учиться сами с того времени, как додумываются смастерить рогатку. Этого хватает, чтобы подбить радтаракана, например. Потом, когда они становятся постарше - лет в семь-восемь - дают пневматику. Тоже не бог весть что, но уже можно взять кротокрыса, а это хорошая добыча. Лет в десять дарят мелкашку - а дальше уже все будет зависеть от него самого, какое оружие добудет, то и его. Но это мальчики. Девочек, в принципе, тоже учат обращаться с оружием - просто так, всякое в жизни бывает, но чаще всего их никто не выпустит на пустошь, где можно погибнуть в момент. Женщин мало, и если они будут гибнут на пустоши, кому рожать детей?
-Постой, а Рейди? Команда рейнджеров, слышал? А глава регуляторов, как ее там... А твои люди?
-Они бесплодны. Ни одна из них в этом не признается, но... не буду говорить про Рейди и регуляторов, но все женщины среди моих людей - те, кого выгнали мужья после того, как за два года они не смогли зачать ребенка. По обычаям они имели на это право... ты не знала?
-Нет. - Это требовало того, чтобы выпить еще, что я и сделала.
-Ну и что им оставалось? Муж выгнал, содержать некому, только и остается, что взять оружие и идти на пустошь. Большинство погибает. Эти выжили.
-А рейдеры?
-А рейдерам плевать на завтрашний день. К тому же рабыни рожают исправно. Но среди тех, кто живет "как все" расклад именно таков: дарить девочке оружие - нонсенс. Бессмысленное расточительство. Она все равно выйдет замуж, едва начнутся менструации, и будет рожать, пока сможет.
-Или пока не умрет родами.
-Или пока не убьют вместе с поселением. Специально не будут - женщин мало - но пуля особо не разбирает, кто под нее подвернется.
Да, женщин мало. Добрая треть рожениц не переживает первых родов, об этом даже я наслышана. И стимпаки тут не помогут, а квалифицированный врач есть далеко не везде, да и стоит дорого. Как-то под руку мне попалась книжка, автор которой пытался сконструировать общество, обычаи которого сложились при раскладе "одна женщина на десяток мужчин". С его точки зрения выходило, что при таком раскладе "выбирает дама". Сдается мне, тот автор слишком хорошо думал о человечестве. От того, что вещь редка и драгоценна, больше прав у нее не станет. До тех пор, пока не возьмет в руки оружие и не начнет жить так, как считает нужным. Но беременная или кормящая - не самый хороший воитель.
-Мда, этот мир воистину прекрасен.
-Другого-то нет.
-И то правда. За это надо выпить.
-Твое здоровье.
-Спасибо. При такой жизни оно мне понадобится. Я вдруг вспомнила, что именно это, слово в слово сказал недавно отец и поспешно уткнулась лицом в колени, подтянув их к груди. Дэн понял, подвинулся ближе.
-Все так плохо?
-Все еще хуже. - Всхлипнула я. Поспешно вытерла слезы.
-Слушай, не строй из себя девку с лужеными яйцами. Плачь, пока можешь. Я видел людей, которые уже не могли... это страшно. И не хотел бы увидеть в таком состоянии тебя. Что случилось?
Я снова уткнулась носом в колени и начал рассказывать.
Хорошо что он не стал даже пытаться обнять или еще как-то прикоснуться. Не знаю почему, но принятые среди людей способы утешения на мне работают совершенно в обратную сторону - истерика превращается в неконтролируемую а когда ее удается, наконец обуздать - с гораздо большим трудом, нежели в одиночестве - приходит стыд, потому что рыдать при людях - неприлично. Наверное, Дэн понял - впрочем, трудно не понять, когда человек съеживается в комок и отползает в угол кровати, не поднимая глаз? Рассказывать вообще было тяжело - странно, я никогда не жаловалась на активный словарный запас, а тут вдруг отчаянно не хватало слов - но и остановиться не получалось, потому что не рассказать было еще труднее.
Он молча слушал, изредка вкладывая мне в руку стакан, который я выпивала одним махом, не чувствуя вкуса. В обычном состоянии я сейчас была бы пьяна едва ли не в стельку - да, наверное, так и было, не зря же шумело в голове, но сейчас я почти не чувствовала хмеля, только тело стало легким и как будто ненужным, а память осталась. И я говорила и говорила медленно и натужно подбирая слова, хотя давно пора бы было остановиться - что тут рассказывать, и без того все понятно.
Слова закончились вместе со слезами, и еще какое-то время мы сидели молча. Потом я почувствовала в ладони очередной стакан, замахнула, закашлялась.
-Кажется, хватит. Прости, мне следовало бы быть более сдержанной.
Он усмехнулся:
-Я не знаю людей, способных быть "более сдержанными" при подобном раскладе. Особенно с учетом того, что создал этот расклад родной отец.
-Он хотел как лучше.
-Наверное. Помнишь, на что годны благие намерения? И, боюсь, в его представления о благе не твои, ни даже его собственные интересы не входили.
-Не надо так.
-Ну да, о мертвых либо хорошо, либо ничего. - Дэн помолчал. - Все-таки я скажу, и ты будешь в своем праве, послав куда подальше... Если превратить собственного ребенка в орудие для достижения какой-то там великой цели называется родительской любовью, то я рад, что не знал ее.
Я не ответила. Совсем недавно я полагала так же. Сейчас же казалось, что я променяла бы все на свете хотя бы за ту видимость любви, что у меня была.
-Знаешь, что самое мерзкое? Что я плачу не о нем... точнее, не только о нем, но и о том, что отец был единственным человеком, который меня любил.
-Не единственным.
Я подняла голову, встретилась с ним взглядом.
