— Это, по крайней мере, мы можем узнать, — сказал я. — Нам позволено задавать вопросы о их верованиях, религии и тому подобном. В действительности, может быть, что вопросы о их верованиях являются единственными, которые смогут проявить что-либо стоящее. Если они верят в активную божественную силу, это могло бы явиться свидетельством существования независимого сознания в празитических объединениях.
— А с другой стороны, — ворчливо сказал Натан, — это могло бы быть и не так. Множество людей придерживаются подобных верований, не будучи подчинены никаким паразитам. А с другой стороны, если они и не верят ни в какие независимые активные силы, это вовсе не явилось бы доказательством, что такой силы нет.
Я пожал плечами. — Это всего лишь идея, — сказал я. — В конце концов, эта одна из областей, где мы наименее вероятно наткнёмся на откровенную ложь.
Он покачал гловой, не будучи убеждён. Сейчас он находился в положении, когда приготовился сомневаться в любых фактах, вместе и по-отдельности. Мы могли встретиться с ситуацией, когда любые свидетельства были сомнительными, хотя возможно, они и были бы достаточно верными. Но попав однажды в такие оковы сомнений, как из них выбраться? Каким образом?
— Может мы пресмотрим своё решение? — Осторожно сказал Пит. Если мы не только не знаем, где находимся, но и не занем никакого способа выбраться вообще куда-либо, то какой смысл оставаться? Может мы должны избежать риска и вернуться домой… оставив ломать голову ОН.
— И что же они сделают? — Поинтересовался я.
— Одно из двух, — сказакл Натан. — Забудут обо всём. Или пришлют бомбу, чтобы уничтожить проблему. И в любом случае…
— Наша миссия будет провалена. Адвокат дьявола одерживает лёгкую победу.
— Наверное.
Я оглядел сидящих за столом. — Я говорю, мы остаёмся, — сказал я. — Я говорю, мы должны приготовиться самим встретиться с этой штукой. Это может оказаться невозможным, но может быть и наоборот. В любом случае мы должны попытаться. Даже, если существует риск.
— Я с Алексом, — сказал Натан. — Кто-нибудь ещё?
— У нас нет пока никаких оснований убегать, кроме смутных возражений, — сказал Конрад.
— Мы должны попытаться, — сказала Мариэль.
Это было большинство. Если любой из оставшихся серьёзно рассматривал свою возможность противоречить такому ходу событий, он теперь изменил свои планы. Карен и Линда только кивнули, а Пит сказал: — Что ж, лады.
— Тогда давайте приступать к работе, — сказал Натан. — Давайте сделаем, что сможем до первого решающего срока. Но будьте осторожны.
Настроение, которое преобладало во время работы, отнюдь нельзя было назвать всеподавляющей самоуверенностью.
Имея такой короткий запас времени перед тем, как должен был быть взят (или обогнут) столь высокий барьер, мы вынуждены были приступить к работе со всей решимостью и даже некоторым отчаянием. Конрад и Линда начали с полей, выясняя сельскохозяйственное положение колонии, но, как только собрали основные данные и достаточное число образцов для дальнейшего изучения, они переместились в город, где начали исследовать диету, гигиену и состояние здооровья его жителей. Они нашли горожан готовыми к сотрудничеству, нео не слишком разжговорчивыми. Им было позволено брать образцы крови, но рядом всегда оказывался кто-нибудь из Слуг, чтобы убедиться, что к клеткам паразита не прикасаются. Этим данным был отдан приоритет при анализе.
Остальные также обнаружили, что почти везде за ними тенью следует услужливый но подозрительный Слуга, Мы столкнулись почти точно с такой же проблемой в первые дни на Вайлдбладе и были привычны к этому — но от этого положение не становилось менее унизительным. Натан и Мариэль направились прямо в город со всевозможной записывающей аппаратурой для кино- и магнито-записи. Им потребовалось всего несколько дней, чтобы сделать основные записи в цвете, и Мариэль осталась сортировать плёнки в поисках чего-нибудь полезного, а Натан продолжил исследовательскую работу, котрую он уже начал. Наиболее незавидной частью работы Мариэль была сортировка, классификация и пополнение пиктограмм, но и это было отставлено на второе место, как требующее слишком много времени. Натан, конечно, поппросил помощи в переводе или, вероятно, слово интерпретация было бы более подходящим пиктограмм, и такая попмощь ему была с готовностью предоставлена. Оказалось, однако, что любой, кого он останавливал на улице, мог растолковать ему значение любой пиктограммы. Он потратил весь день, пытаясь выснить пределы их знаний, и, в конце концов, вынужден был прийти к заключению, достаточно невероятному, что любой человек в городе действительно знал значение каждой из пиктограмм. Большинство плиток представляли собой отдельные слова, но некоторые были целыми предложениями.
— Это просто невозможно, — говорил он мне. — Множество картинок является более-менее распознаваемыми образами. Многие из тех, что составляют предложения, состоят из более простых — и хотя я видел всего лишь крошечную часть, должен сделать вывод, что в основном всё это верно. Но это создаёт для каждого мужчины, женщины и ребёнка в городе — вне зависимости от отго, к какой касте они принадлежат словарь из более чем миллиона понятий. Я не знаю сколько времени требуется маленькому ребёнку, чтобы выучить его, но я не смог даже десятилетнего заставить признать, что он чего-нибудь не знает. Возможно, кое-кто из них лжёт, но каждый раз, как я искал подтверждения, я его получал. Это просто не возможно.
Я должен был с ним согласиться.
У меня был свой кусок рутинной работы, естествено — несколько часов в день необходимо было потратить на сбор образцов и измерения. Мы решили, что если нам прийдётся вернуться домой через двадцать дней, то мы должны были собрать в городе все доступные данные, какие только лежали, что называется, на поверхности, чтобы, по крайней мере, не упустить шанс сделать наиболее верное заключение о том, что лежит под этой поверхностью. Но я также принял участие в игре в вопросы-ответы.
Я обнаружил — как и остальные — что в отношении информации люди откликались с достаточной готовностью. И они проявили совершенно поразительный диапазон знаний. Даже дети могли мгновенно назвать имя любого растения или животного или географическое понятие. Единственным ограничением, которое я смог обнаружить даже в познаниях детей, было то, что они были несколько смешанными — огромное число объектов могли быть отнесены к одной основной категории. По мере взросления они учились разделять категории всё более подробно.