Она подпрыгнула от удивления:
— Что? Энди, неужели ты это серьезно?
— Я никогда не был более серьезен. Послушай, Ивон, ты — либеральный интеллектуал, это означает, что ты разумная и в основном добрая личность. Поэтому ты считаешь, что и остальные все такие же, как и ты. Если бы ты только смогла посвятить остаток своей жизни таким же тщательным размышлениям и поискам, как ты делаешь это в науке!
— Подумай. То, что знает Сигманианец — или же просто владение его космическим кораблем, — может дать превосходство над всем человечеством тому, кто получит эту исключительную привилегию. Или же если некоторые группировки завладеют этой силой, мы вернемся к эре реактивных снарядов или же хуже, потому что я не могу представить, как мы сможем справиться с проблемами, которые возникнут из-за нечеловеческих технологий, которые будут обрушиваться на нас каждую ночь с такой же готовностью и для тех же целей, для которых мы развиваем свои технологии.
В конце концов Ивон решила покурить.
— Энди, — сказала она. — Я даже не могла представить, что вы влезли в… отношения «холодной» войны как раз еще до вашего рождения. Ну, я пропутешествовала с одного конца до другого по Советскому Союзу собственной персоной и видела, что они из себя представляют. Тысячи людей посещают каждый год Китай. А договоры по контролю над вооружениями… ну ты, должно быть, читал, видел по телевизору, тебе рассказывали, как Советы испытывают внутренние противоречия, точно такие же, что и мы, весь Запад и Япония… и Китай начинает… Энди, еще до того, как прилетел Сигманианец, шесть или семь десятилетий на самом деле любая могущественная держава старается избегать вооруженных конфликтов. А когда все-таки случались вооруженные столкновения, ни одна могущественная держава не добивалась полной и безоговорочной победы. Они не были настолько не в своем уме. А за последние десять лет или больше нигде на Земле не случалось ни одного конфликта, который стоило бы назвать войной. Неужели ты и в самом деле хочешь сказать, что высокие чины в правительстве Соединенных Штатов все еще боятся… привидений?
Она откинулась назад и глубоко вздохнула.
— Случайные привидения — реальны, мой друг, — отвечал Алмейда. — Пожалуйста, послушай. Пожалуйста, поверь, я не хотел тебя оскорбить, я люблю и уважаю тебя, когда я говорю, что ты застряла в представлениях, которые хуже, чем устаревшие, это не имеет никакого отношения к действительности. Определенно, китайцы немножко проигрывают, совсем немножко, как проигрывают им Советы. В обоих случаях исходное религиозное усердие имеет тенденцию к умиранию вместе с изначальными революционерами. Кроме того, опыт показывает, что местный терроризм не требуется для имперских амбиций, в действительности он им противоречит. Точно так же ядерное оружие наконец убедило самых сильных фанатиков с пеной у рта, что они не смогут победить в ракетной перепалке.
— Это еще не доказывает, что теперешние лидеры наших старых соперников не провозгласят своих старых лозунгов. Подумай об Англии — ну пример, который не будет слишком пристрастным. У англичан был свой кромвелианский период, но они переросли его. Распространение Евангелия стало просто еще одним мотивом среди многих, ради которых сражались люди. Тем не менее они завладели большой частью мира и стерли с лица Земли огромное количество неанглийских культур.
— Сегодня мы подвергаемся «желтой опасности», — саркастически сказала Ивон.
— Япония — тоже монголоидная страна, и довольно сильная, — ответил Алмейда. — Индонезия туда же относится. Я полагаю, мы можем исключить африканские страны, но, я догадываюсь, не более чем на одно поколение — определенно мы стоим лицом к лицу с «белой угрозой» тоже, не только русской. Восточная Европа, Латинская Америка… и да, янки. Китайцы, например, считают, что мы представляем для них угрозу. Они считают себя последним препятствием между человечеством и ненасытной американской империей. Разве ты никогда не слышала речей Председателя Суня?
— Риторические, — сказала Ивон слабеющим голосом.
— Хорошо, — Алмейда с шумом выдохнул. — Позволь мне некоторые поучения, ладно? О’кей, ты была в СССР, ты побывала в Европе и Мексике, и когда-нибудь, несомненно, ты случайно попадешь в Китай. Могу я еще раз отметить, без всякой задней мысли, что ты — не агент секретной службы и не бродяга, который занимается слежкой, а леди, которая путешествует первым классом. Конечно, ты видишь только приятное и встречаешься только с очаровательными людьми! Я уверен, что точно также Вань Ли восхищается тобой и не боится тебя. Но разве он доверяет Президенту Браверману? Или генералу Ньигарду? Или нижним чинам, таким как я? Я знаю чертовски хорошо, что нет. Мы узнали о нем подробно. Он — член партии, возможно, не фанатик, но женат на фанатичке, он — капитан запаса, он — китайский патриот, с головой погружен в китайскую культуру, которой всегда была присуща ксенофобия.
— Расслабься. Мои пространные рассуждения не будут включать проповедь о том, как я верю, что западная цивилизация и американское государство заслуживают сохранения, о том, что они представляют собой долгожданные надежды для всего человечества. Просто это гарантирует мне, что множество мужчин и женщин разделяют мои старомодные предубеждения. А многие другие разделяют понятия Вань Ли, и так далее для каждого обладающего властью блока на Земле. Баланс, который поддерживает мир, гораздо более хрупкий, чем мне бы хотелось думать. Старые страхи и ненависть не умерли. А находятся в недостаточно глубоком сне.
— Возможность, что кто-нибудь может получить шанс завоевать остальных — разве ты не видишь, как это принуждает всех и каждого захватить монополию, если ее можно получить, для равновесия сил, как минимум — эта самая борьба может коснуться гонки вооружений и ядерных взрывов? Но кроме страны, Ивон, у меня есть жена и дети. И они не сгорят в этом горне, если я смогу хоть как-то этому противостоять.
Она смотрела прямо перед собой. Окраины Денвера чертили разноцветные идеограммы на земле, которая теперь стала рельефной с заметными мощеными дорогами. Центральный небоскреб взмывал ввысь, блестящий и беспокойный, как будто отбрасывая пламя на город.
— Что же ты хочешь? — сказала она наконец.
Слова Алмейды прозвучали спокойно.
— Ну, если бы у меня было на кого положиться, Америка бы получила монополию. Я думаю, что нам можно доверять больше, чем кому бы то ни было другому — может быть потому, что я чувствую себя более свободно среди американцев. Если этого не удастся, мы попытаемся выторговать другую договоренность, с которой мы сможем выжить. Без сомнения, сперва мы будем «играть по слуху».
