— Это равносильно двойному или тройному количеству той же техники, — сказал Федор Ефимович.
— Вот! А ты… А повышение надежной повторяемости сложных дел, например, запусков — от первого удачного? Это назовем… эффект типа «сны на Прорезной». А в биологии, в животноводстве, в сельском хозяйстве? Повторяемость всех удачных событий, например, урожаев, нагулов, надоев… А ты!..
— А я, выходит, против, — ответил Дробот. — Еще раз объясню почему. Потому что во всех этих случаях быстро выяснится действие корреляторов на людей. А тогда… о, тогда применение их быстро переориентируют — с пользы для общества в пользу для себя. Люди, не имеющие своих мыслей, очень любят устанавливать контроль над мыслями других. А у нас таких предостаточно — и все стремятся повыше, откуда их дурость не видна. Любой ценой.
— Демагогия, — скривил тонкие губы председатель. — Да и что такого особенного произошло в Таращанске во время работы коррелятора? Ну, не принимали месяц решения — так их и всюду не любят принимать, ответственности боятся. Годами тянут… Зато ж потом от выключения корреляции какие эффекты-то были, а, Ефимыч! Правда, с тунеядцем вышло не очень чтобы того… но все-таки изобретение серьезное, скульптура. И хорошо пел человек. А?
— Это еще надо доказать, про эффекты раскорреляции. И боюсь, что невозможно доказать… Я ведь встретил Кнышко на пути в Москву, на пересадочной станции, пообщался с ним. И понял, что ни мне, ни прибору этому злосчастному ни город Таращанск, ни сам скульптор в создании Лица не обязаны.
— Это почему?!
— Потому. Он сильный и благородный человек, этот Григорий Иванович. Талант у него уже наличествовал — и только по непониманию себя и жизни он его подавлял, стремился быть как все. Вот и ходил в халтурщиках. Он мне признался, что был искренне убежден: так надо. Но жизнь такая была ему в муку. Так что он все равно поступил бы, как поступил, и сделал бы то, что сделал, — разве что не в те сроки. Понимаете ли… — Дробот заколебался: стоит ли об этом говорить? Но решился. — Я ведь тоже подвергся действиям раскорреляции и кое-что понял. Если бы я это понимал раньше, то и за опыт не брался бы. Человек первичен…
— В смысле?
— Он понимает мир — пусть интуитивно, чувствами — глубже и полней всего, что мы узнаем в лабораториях. А машины — от паровой до информационной — всего лишь машины, штука вторичная. И коррелятор тоже. И, кстати, все они имеют коэффициент полезного действия, что бы под ним ни понимать, меньше единицы. То есть, хотя по Ломоносову и должно быть, что ежели чего в одном месте убудет, то в другом столько же прибавится, — практически-то, на самом деле убывает всегда больше, чем мы приобретаем. И от коррелятора моего тоже так было. Поэтому ему такой и приговор.
Неясно было, понял ли председатель эти слова Дробота.
— Ну вот что, Федор Ефимыч, — сказал он, поднимаясь из-за стола; Дробот тоже встал. — Философия философией, а практика и польза — это практика и польза. Обещаю тебе союзное постановление под эту тему. Ну, и все прочее: должность, штаты, люди… Подумай. А не надумаешь — что ж. Незаменимых людей у нас при нынешнем развитии науки все-таки нет. Особенно если идея высказана, витает, так сказать, в воздухе. Известны кое-какие результаты и перспективы. Так что очень советую: подумай!
На том они расстались.
Пети-мети. (Здесь и далее примечания автора.)
Деликатная расшифровка: для использования в качестве туалетной бумаги.
