— Многовато просишь, мы подумаем, — Константин поскреб щетину на подбородке, — а что насчет котелка?
— Есть у меня казанок чугунный, — признался кузнец после короткого раздумья, — только тяжеловат он для походного будет.
— А полегче чего–нибудь нет? Медного, например?
— Так кто же медный котел[16] в поход берет? — совершенно искренне удивился мастер Жильбер, — отравиться же можно. Большой медный котел я дядюшке Гастону в прошлом месяце сделал. И в домах у многих есть, но их же песком да пемзой почитай каждый день драят.
— Залудить что ли трудно, — вполголоса, по–русски пробормотал Борис. Константин, однако моментально просек идею и обратился к кузнецу уже на осситане.
— Ничего, — махнул он рукой, — сделай–ка нам медный котелок где–то на полведра, а дальше посмотрим.
— Ну что же, это я могу. Медь у меня еще есть, — он поднял глаза к потолку и с полминуты что–то прикидывал, — как обещал — работа за мой счет, а за материал три су заплатить придется. Приходите часа через три.
— Договорились, — Константин протянул ему монету, — вот тебе один су в задаток. Между прочим, что это ты ковал перед нашим приходом?
— А это новый засов для конюшни дядюшки Гастона, — кузнец подошел к бочке, вытащил обе заготовки, положил их рядом и продемонстрировал как оно должно работать, просунув в скобы железный прут в три пальца шириной и палец толщиной, — у него раньше деревянный был, так третьего дня у него два шевалье останавливались. Вот один рыцарский жеребец ворота копытами выбил, да запор сломал.
Мастер Жильбер кликнул своих помощников и отдал распоряжения. Подросток приволок из угла лист кованой меди и сунул его в горн, а сын–молотобоец вытащил из–под верстака и поставил на него гранитный валун размером с две головы и стал готовить инструменты.
— Пошли, — Константин кивнул мастеру и потащил Бориса к выходу.
— Ну Костя, ты даешь, не перестаю тебе удивляться, — сказал Борис, выходя за ограду, — как ты с этой подковой его уел–то.
— А что ты думаешь. Во–первых, нам в институте курс металловедения очень неплохо читали, — он обломил с куста длинный прут и хлестнул себя по штанине, — во–вторых, ты бы знал сколько раз мне поставщики дерьмо всякое пытались подсунуть, а холодильная техника безалаберности не терпит, вот и пришлось научиться это дело распознавать. Железо здесь у них грязноватое, примесей много. Если его не проковать как следует, чтобы примеси выдавить, оно слоиться будет — прочность не та и ржавеет быстро. Ну а дальше — дело техники.
— Хорошо, теперь и ушицу сварить можно будет, — Борис довольно потер ладони, — жаль, что на оружие у нас денег не хватит. Может хотя бы один мавританский кинжал сторгуешь, сталь уж больно хорошая — дамасская, с узорами.
— Ха, погоди, будет тебе и белка, будет и свисток, — ухмыльнулся Николаев, — и оба кинжала возьмем и эту хреновину, как он ее назвал — рансор. Может он нам еще и приплатит.
— И как это ты собираешься делать? — удивился Борис
— А это ты мне идею подал, — Костя шутливо ткнул друга пальцем под ребро, — они же лужения еще не знают. Вот и попрогрессорствуем.
— Как же так, бронза же кажется с третьего тысячелетия до нашей эры известна, а это сплав олова с медью.
— Вот именно — сплав. А сплав и покрытие — это, как у нас на Дерибасовской говорят, две большие разницы. Сплавить легко а, чтобы покрытие надежно пристало, поверхность надо качественно очистить. Интересно, кислота у них есть.
— Серную кислоту еще до нашей эры знали, вот только есть ли она у этого кузнеца — сомневаюсь.
Так беседуя, друзья дошли до конца улицы. Дома закончились, но дорога продолжалась дальше вдоль рощицы невысоких деревьев с корявыми стволами и мелкими, серебристыми листьями, сквозь которые проглядывали черные ягоды.
— Маслины, — кивнул на них Борис, — мелковаты правда.
— Что, так прямо и растут, — удивился Николаев, сорвал одну из ягод, сунул в рот, но тут же выплюнул скривившись, — тьфу, горечь какая. Они что — дикие.
— Да нет, обычные, — рассмеялся Борис, — ну кто же маслины с дерева ест. Их же в солевом растворе черт знает сколько вымачивают, чтобы горечь убрать. Или масло давят. Здесь для них вообще–то холодновато будет. Потому и деревья, и ягоды мелковаты. На Сицилии или юге Испании им комфортнее. В Израиле оливковых деревьев тоже много. В Иерусалиме на Масличной горе очень старые есть, по тысяче лет и больше. В Гефсиманском саду арабы шустрят — по десять шекелей продают туристам маленькие веточки с дерева, под которым якобы Христос сидел. Врут конечно. Оливы там безусловно старые, но не настолько. Тем более, что римляне, когда Иерусалим осадили, Гефсиманский сад полностью вырубили.
Константин вытащил сигарету и убедившись, что поблизости людей не видно, закурил.
— Хоть так горечь собью, — пробормотал он, — все равно скоро бросать придется.
За рощей дорога слегка свернула, и друзья пересекли реку по каменному мосту шириной метра три. Константин затянулся последний раз и швырнул окурок в воду. Сразу за мостом начался частокол, огораживавший немаленькую усадьбу. Над открытыми воротами висел деревянный щит с изображением быка в короне.
— Ага, это, наверное, и есть таверна дядюшки Гастона, — предположил Константин, — зайдем?
— Давай, — согласился Борис, — только знаешь, не охота чтоб нас за слуг каких–то принимали. Надо что–либо на голову нацепить. У тебя что есть в этом смысле?
— Панама есть от солнца, — Костя снял с плеча сумку, достал оттуда песочного цвета панаму и одел на голову.
— То, что доктор прописал. А у меня бейсболка есть, — Борис натянул бело–голубую кепочку с длинным козырьком и эмблемой 16–й Маккабиады[17].
Друзья поднялись на крыльцо и зашли в таверну. Большой зал был практически пуст. Только в дальнем конце молодая женщина в длинном коричневом платье и переднике скребла один из четырех массивных столов, за каждым из которых могла спокойно поместиться дюжина человек. Она равнодушно взглянула на вошедших и продолжила свое дело. У другой стенки, рядом со стойкой, мальчишка лет восьми выкладывал поленницу дров возле очага. Увидев посетителей, он прекратил свое занятие и нырнул в дверь за стойкой. Через полминуты оттуда вышел относительно высокий по нынешним временам — где–то за метр–семьдесят, шатен в серой рубахе и штанах цвета хаки. Объемистую выпуклость на месте талии обтягивал фартук из небеленного полотна. Увидев гостей он расплылся в улыбке и всплеснул руками, как будто встретил давно пропавших родственников. Вне всякого сомнения это был сам дядюшка Гастон. С явно выраженным сангвиническим темпераментом он начал хлопотать вокруг наших друзей. Усадил их за стол, послал служанку в погреб за вином а сам в это время принес тарелку с копченным окороком, глиняные миски и горшок с гороховым супом в котором плавали кусочки баранины. Только тут Борис с Костей вспомнили, что их «временные» ложки не пережили завтрака. На вопрос Константина трактирщик совершенно не удивился и моментально принес две слегка щербатые оловянные ложки. Тем временем, служанка принесла кувшинчик с вином, а трактирщик выставил на стол глиняные стаканчики емкостью примерно грамм на сто двадцать. В кувшинчике оказалось на удивление неплохое бордо. Через полчаса друзья почувствовали, что впервые за двое суток наелись досыта, причем настолько, что даже отказались от предложенного на закуску сыра.
