Так Таня его и послушалась. Тягала Асель по селу и заставляла запоминать – где танк закопан, где зенитка стоит, где еще какая боевая машина. Танк, особенно в темноте, внушал первобытный ужас – огромный, но приплюснутый, со здоровенной пушкой – таких Таня не видела даже на картинках. Неужто у наших слабее? И еще – по-всякому выходило, что наши теперь не все – наши, кто-то превратился в нелюдь. Только думать, отчего да как – не время. Фашист, он и в Германии фашист, и в Испании, вон, и в Италии…
Под самый рассвет крались забором восточной околицей. Уже покрикивали в темноте первые птицы.
– Стой, Асель! Вон бруствер! Надо «сфотографировать».
И вправду, за углом забора виднелся бруствер, из него торчало тонкое, как жало, дуло, а дальше бруствер замыкал здоровенный сварной короб – то ли гараж, то ли мастерская.
– А ну стой! – раздался пьяный окрик. – Ни с места, лярвы, ноги прострелю!
Откуда взялся? Солдат в замызганной пятнистой форме, без головного убора, небритый, извергая густой перегар, целил в них из автомата. Таня отметила, что не «шмайссер» – рожок гнутый, но от этого не легче. Асель послушно замерла.
– Гэй, хлопци, налетай, кому сепаратисток в соку! Только я первый! – горланил пьяный.
Прямо из окна дома, который они благополучно миновали, появились взлохмаченные головы – одна, две, четыре.
Здоровенный бугай, черноволосый и черноглазый, вразвалку подошел к девушкам, поигрывая ножом.
– Ну что, сепаратистки, вперед – на козлодерню, – он указал ножом на гараж. Говорил он спокойно, даже устало. – Сами пойдете или вам помочь?
– Ворон, у нас будивельна пэна залышылась? – так же деловито поинтересовался третий.
– Не турбуйся, – влез автоматчик. – Как пропустим раза три по кругу, так и вдуем во все дырки! Чтоб колорадов не нарожали!
И захохотал.
Еще один, невысокий, коренастый, оглядел снизу доверху Асель, причмокнул.
– Люблю высоких. Хорошо складываются при минете.
И с силой дернул ее за ворот вниз.
– О! А бусики я жинке заберу, на память, как я тут кровь проливал.
Татьяна всматривалась в их лица, в их глаза. Нет, это правда не фрицы. У тех во взглядах было что-то, хоть отдаленно напоминавшее человеческое, а здесь… Мертвые рыбьи глаза смотрели на нее, и Тане захотелось заплакать. Она гибнет так же, как в первый раз, только все мерзее и гаже, и еще – Асель…
– Пошла, – миролюбиво сказал Ворон и отвесил ей затрещину. – Раньше сядешь, быстрее отмучаешься…
В помутившейся голове комсомолки что-то перевернулось: как это может Асель так быстро двигаться и так грациозно, это такое замедленное кино, а первым со сломанной шеей падает фашист с автоматом, а за ним – тот, кто с ножом, а вихрь еще ускоряется… и все. Пятеро с неестественно вывернутыми шеями валяются в траве. Асель стоит в обычной позе, сложив руки на животе.
– Как? Почему? – Голос чужой, хриплый. – Людей…
– Татьяна. – Голос Асель спокоен. – Это не люди. Их ментальный спектр не совпадает со спектром человека.
Спокойно заправляет обратно за ворот бусы из черного жемчуга и спокойно идет в сторону посадки, той, в которой мины..
А Татьяна тянет автомат у убитого бандита, на рукаве того мелькает шеврон с надписью «Айдар» и странной эмблемой, легко отстегивает магазин – не «ППШ», но разобраться еще проше, и шагает следом.
– Так, девоньки, говорите, танки у них здесь, здесь, здесь, здесь и здесь? Всего пять?
– Так точно, товарищ…
– Капитан. Или слепая?
– Капитан.
– Тут «зушка», ну, эту «бэху» мы сами хорошо знаем, эти бэтээры тоже. Вы откуда такие красивые будете?
– Из Ленинграда!
– Угу… Из-за «ленты», стало быть… И кто вас из-за «ленты» сопровождал? Молчите? Ну, может, оно и правильно. И по минным полям ходить обучены. Ну-ка, сколько твоя «пара» с собой обезвреженных мин приволокла? Ого.
– Она сапер, товарищ капитан. От бога.
– Саперы нам нужны. Как позывной?
– Асель.
– Так и запишем. А твой, дите?
– Гостья.
– Вот сегодня и узнаем, гостья ты или кто. Сегодня мы им вдарим.
На позиции накатывал мощный рокот. С востока.
– Танки! Наши танки! – закричала Таня. – Товарищ! Одним глазком! Дайте мне «трехлинейку», я хочу в бой! Смерть фашистам! За Родину! За… За Сталина!
Пожилой ополченец покрутил седой ус в сильном недоумении, но тут же забыл о странностях Гостьи, потому что мобила привычно заиграла: «День Победы, как он был от нас далёк…» Номер определился. Пожилой ткнул заскорузлым пальцем в клавишу соединения, буркнул:
– Да, Серый! Понеслась!
Главный конструктор смотрел сквозь стекло односторонней прозрачности, отделявшее зал, где облачали космонавтов, от операторской. Никогда еще он не видел сотрудников центра такими серьезными. И дело не в том, что они готовили своих подопечных к дальней дороге – чай, не впервой, – просто им никогда не приходилось помогать облачаться ТАКИМ космонавтам!
Заныл зуммер связи со стартовой площадкой. Главный машинально разрешил соединение.
«Вадим Сергеевич, это Ковров говорит…»
– Да, Миша!
«Еще раз протестировали программу. Отклонений ноль».
– Это уже который раз?
«Пятнадцатый, Вадим Сергеевич… И все разы – ноль… Черт ее знает, почему она тогда сбоила…»
– Ладно, Миша… Скажу Фоменко, что я разрешил подписать карту предполетных испытаний.
«Спасибо, Вадим Сергеевич!»
– Спасибо скажем, когда долетят… – пробормотал главный конструктор в отключенный интерком.
Облачение за прозрачной стеной завершилось. Прижимные кольца гермошлемов защелкнуты. В скафандры подается воздух из СЖО. Все, теперь уже не поцеловать эти старые, но такие любимые лица. До возвращения, конечно, – суеверно одернул он себя. Медики еще раз проверили показания приборов и дали добро на выход из «чистой комнаты». Главный теперь тоже мог покинуть клетку, неизвестно почему именуемую операторской. Он вышел наружу, успев обрасти по дороге обычной свитой. А снаружи – еще и армией журналюг. Корреспонденты с ходу забросали его вопросами, но главный угрюмо молчал. Черта с два эти шакалы ротационных машин вытянут из него хоть полслова! Ничего он им не скажет, пока ОНИ не вернутся. Ну… или хотя бы пока не высадятся на Марсе…
Черт бы побрал этих марсиан с их придурью… Зачем им понадобились старик со старухой?! И почему, дьявол разбери этих смуглых и золотоглазых, почему из миллиардов земных стариков они выбрали его родителей?! Его маму и папу!.. Ладно, эмоции побоку. Нет здесь никаких мам и пап, есть космонавты специальной миссии Карнаухова Татьяна Тимофеевна и Карнаухов Сергей Владимирович. Они прошли полный курс подготовки. Они посланцы человечества, чрезвычайные и полномочные представители Земли на планете Марс. И его, Вадима Сергеевича Карнаухова, главного конструктора гравитационного межпланетного корабля и руководителя проекта «Голос Аэлиты», задача сделать все, чтобы они смогли выполнить свою миссию.
