А воздух? Им невозможно было надышаться. А лягушки? Эти тоже трудились вовсю. От речки слабо тянуло сыростью. Вот бы где жить-то.
Остро запахло коровьей лепешкой, и Антон понял, что вляпался.
- Иди штиблеты-то помой, - посоветовала ему глазастая Зинаида, которая наконец-то отлепилась от Игоря и шла рядом с богатеньким Толяном.
Антон, засвистев, пошел к низкому берегу, спустился к воде. Вода была ласковая, теплая и пахла тиной.
Все остановились, ожидая его.
- Дыра-с, - заметил Буханкин, которого трясло, ибо выходил хмель.
- Очень мило, - возразила Ремизова, которая, напротив, чувствовала себя великолепно, после чего жеманно сказала: - Толянчик, ты бы не хотел здесь пришвартоваться? Прикупить домишко, то-сё?
- Корней пускать не будем, - басом отозвался Толян. - Ибо собственность в любой момент могут конфисковать. А самому предложить койко-место в тюряге. Нафига мне эта романтика?
- Правильно, за границей всегда было лучше, - сказал Буханкин, которому, разумеется, выгодно было спровадить опасного соперника куда угодно, лишь бы подальше.
- Меня с собой возьмешь, Толянчик? - интимно спросила Зинаида, прижавшись тугой грудью к руке Толяна. - За границу-то.
- Что-то вы меня, братцы, тово - совсем уж с родины выпихнули, - пробормотал Толян, на которого Зинаида действовала резко возбуждающе.
Вернулся Шепталов в обнимку со своим дипломатом. Наверное, и в нужник будет с ним шастать. Зинаида хотела было прицепиться, но передумала, а вместо этого сказала:
- Родина - это там, где нам хорошо. Это еще моя бабушка говорила.
- Твоя бабушка тоже была фарцовщица? - хладнокровно осведомился Антон.
======
- Ах ты, Господи, - воскликнула бабка Евдокия, увидев на пороге Игоря, потом вгляделась в его лицо, освещенное ввинченной над притолокой жиденькой лампочкой, и сказала осторожно, боясь обидеть: - Ты не выпивши?
Действительно, вид у Игоря был странноватый. Эта щетина на физиономии, мутноватый взгляд, щепка в волосах, которую бабка Евдокия разглядела своими цепкими глазками, небрежность в одежде. Она привыкла видеть Игоря опрятным, подтянутым, веселым. Одним словом, лёгким, а тут стоит на пороге этакая глыба, сопит и даже не улыбнется. Впрочем, нет, улыбнулся.
- Что вы, баба Дуня, - ответил Игорь. - Ни граммулечки.
Спиртным от него не пахло.
- Нагнись-ка, - попросила она, и когда он нагнулся, вынула из шевелюры черную щепку.
- Марьяж, - непонятно сказал он и сунул щепку в карман со словами: - Авось пригодится.
- А это что за люди? - спросила бабка Евдокия, кивнув на стоящих у калитки Толяна с компанией.
- Это со мной...
Света сразу уловила перемену в Игоре, но ничего не сказала. И без того досталось бедняге.
Антон, увидев Машу Кибиткину, весь напрягся, одеревенел, Маша же, заметив это, мимолетно улыбнулась.
Что касается гостей, то Зинаида, например, бабке Евдокии не то, чтобы не понравилась, Ремизова не могла не понравиться, просто в веселости её она разглядела неискренность. Толян ей показался добродушным слоном, Антон настороженным и умным псом (собак баба Дуня побаивалась), а Буханкин вообще никем не показался. Человек - ноль.
Хата сразу наполнилась. Итак-то тут, в двух комнатах, пусть больших, но забитых барахлом, из которого один только оставшийся в наследство сундук занимал четверть комнаты, было тесновато, а тут еще пятеро прибавились, и все не лилипуты.
Машу Кибиткину Игорь узнал. Эта фээсбэшница была неопасна, больше того - на данном этапе она в какой-то мере была союзницей. Маша была битком набита вопросами, которые хотела бы задать Игорю.
В доме Поповых было три комнаты, поэтому решено было перебраться туда и не стеснять бабку Евдокию.
Прежде, чем уйти, Игорь вынул из кармана и сунул под подушку пачку сторублевок. Свидетелей не было, была лишь одна Евдокия Саввична, которая попыталась запротестовать, но Игорь успокоил её, сказав, что получил крупный выигрыш. Потом, оставшись одна, баба Дуня пересчитала купюры - там было, с ума сойти, 14 тысяч.
Оказавшись дома, Игорь нашел два чемодана, вытряхнул из них Колькины игрушки и, запершись в комнате, где они с Колькой и Светой должны были ночевать, манипулируя бумажником, набил один чемодан стодолларовыми, а другой сторублевыми купюрами. Потом он позвал Свету, которая в компании с Машей и Зинаидой хлопотала на кухне, готовя салаты из зелени и жаря блины (благо мука, яичный порошок, соль, сахар и растительное масло всегда имелись в запасе), и этак небрежно раскрыл перед нею чемоданы. Она так и села. Не сочиняла Маша Кибиткина, когда говорила про доллары.
- Откуда? - спросила Света.
- Вот, - Игорь вынул из кармана бумажник. - Своего рода печатный станок.
- Ничего не понимаю, - сказала Света.
- Этой ночью я должен исчезнуть, - проговорил Игорь, закрывая чемоданы и ногою заталкивая их под кровать. - Могу не вернуться. Вы с Колькой не должны нуждаться.
- Как, то есть, "могу не вернуться"? - сказала Света, глядя мимо него. - Ты уж давай не темни, дорогой. Истемнился уже так, что чекисты ищут. Рассказывай, во что вляпался.
- Карту помнишь? - произнес Игорь. - С нее-то все и началось.
И он, не вдаваясь в подробности, рассказал о том, во что впутался. Несмотря на фееричность рассказанного, получилось более-менее правдоподобно, и эта правда испугала Свету.
- Почему именно ты? - сказала она.
А черт его знает, подумал он, пожав плечами. Судьба, значит, у меня такая. Ты бы лучше другое спросила. Ты бы лучше спросила, а не превращусь ли я в какого-нибудь монстра, если вернусь? В какого-нибудь циклопа, в какого-нибудь минотавра, в змея трехголового, в кощея трухлявого? Может, мне среди людей и жить-то нельзя будет? Вон ведь как изнутри-то ломает, экий каркас строится.
Он понял, что жалеет себя. А не надо бы жалеть-то, расслабляться, поддаваться глупым эмоциям, потому что Корнелий заверил - всё будет тип-топ. Всё просчитано, всё выверено до микрона, и если потом, когда дело будет сделано, сохранится что-то остаточное, то оно будет во благо, ибо всегда во благо владение тайными силами. Так что не надо себя жалеть.
Не надо-то не надо, но как-то вот накатило. Человек, все же, есть человек, существо слабое, подверженное эмоциям.
Света сидела на кровати с самым несчастным видом. Того и гляди разревется.
- Считай, что я еду в командировку, - сказал Игорь, чтобы успокоить её. - Помнишь, как я ездил в солнечную Мордовию? Ничуть не опаснее.
В эту самую Мордовию он в прошлом году отвозил партию компьютеров (было выгоднее чуть ли не вдвое отвезти их самому), и обратно вернулся с жесточайшим миозитом, стоматитом, сумкой наличных долларов и вымпелом, на котором было написано "Привет из солнечной Мордовии". Вымпел ему вручили вместе с наличкой. Холод, помнится, стоял собачий. Холод, ветер и наглухо закрытое свинцовыми облаками небо. Был, кстати, май.
