— Простите, на какой такой Филии? — Мендоса качнул головой вперед.
— Это моя родная планета в созвездии Лиры.
— Ах, вот оно что! — взмахнул руками хозяин. — А я все думаю: где это я о вас слышал? Теперь припоминаю: была телевизионная передача. Откровенно говоря, я был уверен, что вас просто-напросто выдумали.
— Как видите, я существую в реальности. И можно доказать, что Атлантида также реально существовала, если произвести раскопки в Сахаре.
Видно было, что Леон Мендоса потерял интерес к своему собеседнику, едва услышав, кто он такой. Перестал взмахивать руками и стал похож теперь на ветряную мельницу в безветренное время. Только переводил взгляд с Туо на Марту, с Марты за окно. Его ни в малейшей степени не заинтересовал так называемый Археоскрипт — свидетельство о достижениях трагически погибшей цивилизации. Он сжал мягкие губы и молча ждал, пока Туо выскажется.
Туо, естественно, уловил перемену настроения ученого, но все-таки счел необходимым хотя бы сжато изложить неизвестные на Земле исторические факты.
— Вас удивляет то, что я сообщил? — спросил он в заключение.
Мендоса зашевелился, пожал плечами:
— Один мой знакомый уверяет, что он написал Библию, и это меня нисколько не удивляет. Почему же я должен удивляться тому, что сказали вы?
— А другой, поди, утверждает, что изобрел вечный двигатель?
— Есть и такой.
— Ну что ж! — Туо встал. — У каждого свой круг знакомых.
Мендоса хмыкнул.
Чтобы хоть немного замять неловкость, вмешалась Марта:
— А вы напрасно считаете все это выдумкой, профессор. Вы бы навсегда прославили свое имя, если бы взялись за это дело.
— Но разве легкомыслие кого-нибудь когда-нибудь прославляло?
— Это очень серьезно.
— Возможно. Однако с моей стороны было бы величайшим легкомыслием отказаться от той концепции, которую отстаивал я десятилетиями. Моя Атлантида — в Средиземном море
Так и ушли наши друзья ни с чем. Книжные шкафы поблескивали им вслед стеклянным холодом.
— Вязнем в песке, — сказала Марта на улице.
Девушку охватило чувство безнадежности.
— Не дамся! — улыбнулся Туо. Взял Марту за локоть и повел к автобусной остановке.
Марта ощутила его сильную, уверенную руку, и это ее ободрило.
22
Теперь, украдкой приходя к Лаконтрам, Анита чаще всего заставала Туо на веранде второго этажа. Здесь он конструировал свой ПВУ — пространственно-временной усилитель. Посредине дощатого настила стояло сиденье на двоих, все опутанное разноцветными проводами. В небольшом металлическом шкафу был установлен компьютер — он должен производить необходимые вычисления. От трансформатора до настила кольцами завивался кабель: конец его припаян был к металлическому гнезду, в который Туо собирался вмонтировать бриллиант.
Туо многократно выверял и доводил схему. Анита смотрела на хитросплетение проводов, на каркас, и все это немыслимое сооружение, начиненное системами оптически-электронных усилителей, генераторами, реле, диэлектрическими диодами и триодами и еще бог знает чем, напоминало ей огромный радиоприемник, только без коробки.
— Скажи, Туо, неужели…
Теперь уже он закрывал ей рот ладонью: на этой веранде нельзя было разговаривать.
Едва смеркалось, они, как обычно, спускались вниз, чтобы погулять по аллеям зоопарка.
— Туо, мне все-таки не верится, неужели вот это все сможет… — Анита улыбнулась, — сможет искривить пространство?
— Если все будет сделано точно, без ошибок, сможет. Обязательно. Бриллиант пробьет туннель, точнее, отверстие в пространственно-временном континууме. Меня беспокоит только оптическое волокно — проводники фотонов.
Анита смотрела на него влюбленными глазами, и глаза ее говорили: «Ты сделаешь, ты умеешь, ты знаешь, я верю тебе… Что будет, то будет… но будет все хорошо!»
— Значит, на Филию?
— Сперва в Атлантиду, то есть в Америку. Я хотел бы побывать в ООН.
— А я хотела бы на Филию, — мечтательно произнесла Анита. — И птиц с собой возьмем. Голубей, воробьев, попугаев. Выдержат?
— Если мы выдержим, так и они.
— И что тебе здесь, на этой грешной Земле? — прижалась к нему Анита. — Я оставлю ее не колеблясь. Только мама…
— Люди, Анита, миллионы людей — над пропастью. А опасность предотвратить еще можно, еще не поздно.
— Мама сегодня прочла мне из гороскопа: меня ждет дорога, полная опасностей. И очень скоро…
Она мечтала вслух, насылала на Туо чары призрачных фантазий, обаяние своего грудного голоса и своего молодого тела. Туо шел, как в мареве, и все вокруг казалось прекрасным, сказочным. Дышалось легко, ноги ступали упруго, и чувство счастья проклевывалось, как птенчик из скорлупы — с болью и радостью. Тогда они начинали петь, скорее, даже и не петь, а мурлыкать что-то без слов.
«Что такое жизнь? — шептала Анита. — Ну что это такое?»
Туо отвечал, целуя ее: «Жизнь для меня — это ты, ты, Анита!»
Вернувшись в коттедж, садились к чайному столу, Марта, как всегда, открывала, вечер Филии словами:
— Ну что ж, все здесь — и люди, и звери…
Эти слова произнесла она и сегодня, но голос ее дрогнул. Туо посмотрел на нее и увидел в ее глазах печаль. Марта склонила голову, будто бы разглядывая тигренка, который, как всегда, пристроился у нее на коленях. Лаконтр тоже был какой-то сосредоточенный, и бутылки с рюмкой на сей раз перед ним не было. Луиза молча расставляла чашки и блюдца. Анита обвела всех вопросительным взглядом:
— Что случилось, Марта?
И уже представила, как явились сюда эти… Как пристают и к Марте, и к ее родителям.
— Марта, скажи! И не улыбайся, я же вижу, что тебе не до смеха.
И Марта вдруг заплакала. Крупные капли задрожали на ее черных ресницах.
— Это я так… моя беда…
Анита подсела к подруге, взяла ее руку в свою:
— Успокойся, милая, не надо!
Марта посмотрела на Туо и сказала:
— А бывает ли так на вашей планете, чтобы вот… ну любят друг друга юноша и девушка, вместе учатся в колледже, вместе проводят каникулы, одним словом, неразлучны. И неожиданно с ней случается несчастье, она теряет здоровье, и верный друг бросает ее сразу, в первый же момент катастрофы. Естественно, она и сама не решилась бы удерживать его рядом с собой, может быть, нашла бы способ, чтобы унять его чувство, пусть даже что-то придумав или солгав. Чтобы нашел он для себя выход, чтобы заново увлекся и был бы счастлив. А он сразу, в ту же минуту отвернулся, сбежал, позорно сбежал от своих собственных щедрых обещаний… Скажите, Туо, неужели и у вас такое бывает? И я ведь знаю, каждой клеточкой чувствую, что испугался он моего несчастья. Я не горю уже больше, в душе моей — пепел, а он все приходит и лжет, лжет и лжет, лишь бы только скрыть свой позор…
