— Не исключаю, что и нам уготована та же участь. — Снова повисло молчание, нарушаемое равномерным тиканьем часов. — И вам, Грэхем, отныне предстоит эта же пытка, ибо во многом знании — многая печаль… Закаленный разум еще может спастись, непрерывно — ежеминутно, ежесекундно! — контролируя мысли во время бодрствования. Но кто способен уследить за своими сновидениями? Самая лютая опасность — сон. Ложишься в постель, и не знаешь, встанешь ли утром.
— Я подозревал нечто подобное.
— Да неужто? — Бич явно удивился.
— С самого начала бывали странные, необъяснимые мгновения, когда я кожей ощущал: необходимо дать мыслям иной ход — и тотчас. Я повиновался бессмысленному, но властному наитию — занимал себя чем-либо посторонним, полагая, зная, веря, что так безопаснее.
— Только тем и спаслись, — подтвердил Бич. — Иначе вас давно бы прикончили.
— Неужели я владею собой лучше, чем гораздо более образованные, талантливые Бьернсен, Лютер, Майо, Уэбб?
— Дело не в этом. Просто вам было легче. То, что приходилось обуздывать, не выходило за рамки смутных подозрений. В отличие от прочих, вы не подавляли мыслей, содержавших ужасную истину во ввей полноте. Настоящая проверка лишь начинается — поглядим, долго ли устоите теперь, — добавил Бич.
— И все же, хвала Всевышнему, даровавшему мне такие подозрения! — пробормотал Грэхем.
— Похоже, вас посещали не просто подозрения, — сказал Бич. — Если ощущения, несмотря на смутность и расплывчатость, оказались достаточно сильны, чтобы заставить рассудок повиноваться, у вас, вероятнее всего, необычайно развито экстрасенсорное — сверхчувственное — восприятие.
— Никогда ни о чем подобном не задумывался, — сознался Грэхем. — Недоставало времени копаться в себе.
— Не слишком частое свойство — сверхчувственное восприятие, — однако и не столь уж редкое.
Бич поднялся, включил свет и выдвинул ящик большого каталожного шкафа. Порылся в ворохе газетных вырезок, извлек одну из пачек, начал перебирать.
— Здесь у меня собраны сведения о подобных случаях за сто пятьдесят лет. Вот… Мишель Лефевр из Сент–Эйва, — это во Франции, неподалеку от Ванна, — ее не раз обследовали французские ученые. Сверхчувственное восприятие Лефевр превосходило обычные показатели человеческого зрения на шестьдесят процентов. Хуан Эгерола из Севильи — на семьдесят пять процентов… Вилли Осипенко из Познани — на девяносто процентов… — Он извлек из пачки очередную вырезку: — А вот самый смак! Взято из английской газеты “Титбитс” — “Смесь” — от 19 марта 1938 года. Илга Кирпс, латышская пастушка, из окрестностей Риги, молоденькая девушка с весьма заурядным интеллектом, — и в то же время сенсация чистейшей воды. Комиссия ведущих европейских ученых подвергла ее самой дотошной проверке и установила: девица обладает сверхчувственным восприятием такой силы, что оно многократно превосходит возможности обычного зрения.
— Н–да, посильнее, чем мое, — заметил Грэхем.
Профессор сложил вырезки в ящик, погасил свет и вернулся на свое место.
— Сила бывает различной. Илга Кирпс — витоновский гибрид. А сверхчувственное восприятие — чисто витоновское качество.
— Что?!! — Грэхем напрягся, пальцы его впились в ручки кресла.
— Чисто витоновское свойство, — невозмутимо повторил Бич. — Илга Кирпс — плод весьма удачного эксперимента, поставленного витонами. Ваш случай менее впечатляет — возможно, потому, что операцию провели внутриутробно.
— Внутриутробно? Да вы что, действительно, думаете…?
— Я давным–давно вышел из возраста, в котором говорят не то, что думают, — заверил его Бич. — И говоря “внутриутробно”, имею в виду именно это. А еще прибавлю: не будь этих “сатанинских солнышек”, мы понятия не имели бы о многочисленных осложнениях при беременности и родах. Неудачные роды — вовсе не простой несчастный случай, как полагают!.. Я допускаю даже, что временами беспомощные, бесчувственные, ни о чем не подозревающие жертвы подвергались и подвергаются искусственному оплодотворению. Витоны постоянно вмешиваются в нашу жизнь, ставят на нас — космических подопытных животных — тончайшие хирургические эксперименты.
— Но зачем, зачем?
— Чтобы выяснить, можно ли привить человеку витоновские качества. — Мгновение помолчав, Бич добавил: — А зачем люди обучают тюленя — жонглировать, попугая — ругатьея, обезьяну — курить папиросы и кататься на велосипеде? Зачем пытаются выводить на арену говорящих собак и заставляют слонов проделывать дурацкие фокусы?
— Понимаю, — угрюмо согласился Грэхем.
— Здесь еще тысячи вырезок, повествующих о людях, наделенных нечеловеческими способностями, страдавших неестественными или прямо-таки сверхъестественными отклонениями от нормы, о жутких уродах, которых либо тотчас умерщвляли, либо скрывали подальше от посторонних глаз. И о многих других… Помните случай с Дэниэлом Данглассом Хоумом — тем самым, вылетевшим, словно птица, из окна второго этажа, на глазах у остолбеневшей публики? Это документально подтвержденный случай левитации — а ведь именно так передвигаются витоны! Прочитайте “Триумф чародея” — там как раз говорится о Хоуме. Он обладал и другими загадочными способностями, не присущими человеку. Да только ни человеком, ни чародеем не был. А был витоночеловеком!
— Силы небесные!
— Каспар Хаузер, человек ниоткуда, — как ни в чем не бывало продолжал Бич. — Но из ничего возникает лишь ничто, — значит, Хаузер, как и все прочие, где-то родился. Надо полагать, в витоновской лаборатории… А вот происшествие обратного свойства… Бенджамен Бэтхерст, чрезвычайный посол Великобритании в Вене. 25 ноября 1809 года обошел упряжку лошадей, скрылся из виду — и пропал бесследно.
— Связи не вижу, — возразил Грэхем. — Какого дьявола эти сверхчудовища заставляют людей исчезать?
Даже в темноте он почувствовал; Бич усмехается — холодно и злобно.
— А какого дьявола студенты–медики заставляют исчезать бездомных кошек? Из каких ни о чем не подозревающих болот исчезают лягушки, которых потом препарируют? Зачем в моргах вываривают трупы неопознанных бродяг, делают их лакированными скелетами, наглядными пособиями?
— Бр–p-p! — поежился Грэхем.
— Исчезновение — помилуйте! — да это же обыденная история. Что, например, приключилось с экипажем “Марии Целесты”? Или с командой “Розали”? Быть может, они оказались подходящими лягушками в недальнем болоте? А что произошло с “Уаратой”? И человек, передумавший в последнюю минуту плыть на “Уарате” — не был ли наделен сверхчувственным восприятием? Или получил неслышное предупреждение, поскольку лягушкой оказался неподходящей? Что делает одного подходящим, а другого — нет? Почему первый ходит всю жизнь, сам того не сознавая, под дамокловым мечом, а второй мог бы невозбранно наслаждаться покоем? Неужели существует неуловимое различие, означающее: этот обречен, а тот останется невредимым?
