Но он своего происхождения не афишировал. Знали истинное его лицо лишь трое: его личный врач, его адвокат и он сам. И это его вполне устраивало.
Центральная площадь столицы Содатума располагалась на вершине рукотворного холма, возвышающегося надо всеми строениями города. Так было задумано еще со дня основания. В центре площади, отлитый из корабельной стали, возвышался трехметровый памятник Кевину Керриве, отважному звездоходу и основателю первого поселения на этой планете. По правилам, столица называлась Кевинтаун, то есть Город Кевина, и на эсперанто писалась именно так, но со временем название города исказилось, превратившись в торопливый Кавинтайн.
Он смотрел стальному Керриве в лицо. Благородное, смелое, мужественное, несомненно, изрядно приукрашенное. В жизни отважный звездоход был обычным человеком, со всеми своими человеческими недостатками. Умершим двести пятьдесят шесть лет тому назад от банальной старости.
Он вспоминал.
Горы. Неприступные вершины, белоснежно-царственные, отливающие в лучах утреннего Солнца бледным золотом. Терранский Институт Экспериментальной Генетики располагался высоко в горах Кавказа, на нескольких рукотворных плато. Это был гигантский, полностью автономный комплекс, с двумя собственными мини-атомными станциями, с гигантской гидропонной оранжереей и агрофермой, со множеством складов и несколькими заводиками по производству широкого ассортимента обслуживающей техники. Помимо биоинженерных разработок Институт проводил исследования и в иных областях науки. Так, например, именно здесь в первый (и последний) раз был создан искусственный интеллект, полностью осознавший себя и получивший впоследствии гражданские права Земного Содружества. Но биология, конечно же, оставалась приоритетным направлением.
Кевин Керрива приехал сюда, чтобы набрать целителей для своей колонии на недавно открытой Содарским и Тумановым планете в системе звезды Барнарда. Контракты оформлены были только с девушками; Керрива объяснил свой выбор тем, что мужчин в колонии в четыре раза больше, чем женщин, и такое невыгодное соотношение полов следует срочно исправлять. Никакие доводы, просьбы и даже угрозы Керриву не проняли. Сейчас вспоминать об этом было смешно. А тогда… тогда в неполные четырнадцать лет непреклонность кумира превратилась в настоящую трагедию.
Спустя семнадцать дней после возвращения на Содатум, Керрива очень неудачно упал со скалы и серьезно повредил себе шею. Он умирал, и одной из девочек приказано было исцелить его. Ценой собственной жизни вернула она с того света отважного звездохода, который, надо отдать ему должное, пришел в ярость, узнав о смерти целительницы. Всю оставшуюся жизнь – а прожил он немало – он посвятил борьбе за права целителей, создав свод законов, ограничивающих применение целительской паранормы при безнадежных случаях… Кодекс Керривы дошел до наших дней практически в неизменном виде, ныне он – основа профессиональной этики целителей Системы.
Нет судьбы более безжалостной, нежели судьба целителя. Ты появляешься на свет из искута и сразу же вместо теплых материнских рук попадаешь к телепатам, которые проводят комплексную глубинную ментокоррекцию на подавление центров агрессии и инстинкта самосохранения. Попутно вкладывается ряд обязательных для этой профессии психокодов: великодушие, ответственность, готовность к самопожертвованию… В двухлетнем возрасте активируется психокинетическая составляющая, в двенадцать – телепатическая. Вместе с телепатией приходит умение видеть болезни духа и тела, как уже развернувшиеся в организме, так и те, что должны проявиться в ближайшем будущем. Именно поэтому на начальном этапе обучения погибает до семидесяти процентов воспитанников, и эту печальную статистику, увы, изменить невозможно. Если тебе повезло и безумия удалось избежать, то уделом твоим становится операционная до конца твоих дней. А средняя продолжительность жизни целителя не превышает двадцати пяти лет.
Теоретически ты, конечно, можешь прожить полноценную сотню лет, но на практике очень немногие перебираются за тридцатилетний рубеж, а тех, кто отпраздновал свой сорокалетний юбилей, вообще считанные единицы.
Обычно же, причем скорее рано, чем поздно, или находится кто-нибудь, кто приказывает тебе спасти более ценную, нежели твоя, жизнь или ты сам срываешься на каком-нибудь безнадежном случае, после чего тебе остается либо милосердная эвтаназия либо мучительная агония – на выбор!
С самого детства не покидало его недовольство выпавшей на его долю судьбой. Гибель Лары, спасшей Керриву, стала последней каплей, переполнившей чашу. Сорвать психокинетическую составляющую оказалось очень просто. Достаточно было влюбиться в девчонку-пирокинетика, жестокую красавицу, разбившую немало сердец, которая вдруг неожиданно ответила взаимностью. Парни-пирокинетики, понятное дело, озверели и устроили ему темную.
Он улыбнулся, вспоминая. А ведь из той истории ему удалось выйти настоящим героем! После того, как он продержал купол психокинетической защиты над оседающим фундаментом атомной станции, о целительской паранорме пришлось забыть. Вырвана, выжжена, вычеркнута. Навсегда.
Никому и в голову не пришло, что аварийная ситуация с такими чудовищными последствиями спровоцирована была намерено.
Лишь институтский Искинт не поверил ему.
Искинт не верил ему никогда.
Проклятое устройство!
Вот уж с кем не хотелось ему встречаться, никогда, ни при каких обстоятельствах!
Запиликал звонок комм-устройства. Развернулся над ладонью голографический экранчик с единственной фразой: Янтарная Набережная. Больше никаких пояснений не было, но они и не требовались. Он спрятал комм, взглянул еще раз на памятник и пошел прочь быстрым шагом.
Красивейшее место столицы – Янтарная Набережная. Гением известного скульптора Ангулема ОКоннора сотворена она из окружающих гранитных скал, мощью паранормы неограниченного психокинеза переплавленных в псевдоянтарь, отличающийся от настоящего терранского янтаря лишь поразительной прочностью. Арки, переходы, узкие короткие лесенки, украшенные резными перильцами, навеки застывшие в янтарной неподвижности диковинные цветы и деревья, фигурки людей и животных, лавочки на гнутых ножках, пузатые фонари, благожелательный, пронизанный солнечным светом ментал – все это создает неповторимое ощущение почти домашнего уюта. Отчего и повелось издавна назначать здесь любовные свидания. Только влюбленные приходили сюда к вечеру, а сейчас стоял солнечный полдень и Набережная была безлюдна.
Далеко внизу шумел океан, равномерно вздымая громадные, в белой пене волны. Волны с грохотом обрушивались на гранитное основание Набережной, в тщетной попытке пробить его и обрушить. Метались, пронзительно крича, завезенные с Терры чайки и местные морские утки-пищухи.
