Густав Кроткий скривил губы и презрительно произнес, как выплюнул:
— Очередной адепт учения об одиннадцатой сефире. Сколько же их путается под ногами! Продолжай, Фриц, я слушаю тебя.
Раунбах доложил о достигнутых результатах. Слон, судя по всему, работал на англичан. Он то спасал британских агентов, вытаскивая их даже из тюрем, то перехватывал имперских курьеров с секретными документами. Фриц считал, что Слон пользуется обычным гипнозом, но очень искусно готовит свои операции. Скорее всего, ему помогали другие агенты, не обладающие особыми способностями.
Ящер действовал в одиночку, ему не требовалась помощь. Его Фриц считал самым опасным противником, потому что Ящер лишь изредка выкрадывал людей, интересующих политическую полицию. В основном он убивал — и убивал гестаповцев, эсэсовцев, посвященных в оккультные тайны, занимающихся секретными проектами инженеров. Убийства часто выглядели несчастными случаями, а в тех случаях, когда Ящер использовал оружие, свидетелей его применения не оставалось.
Фантом, как полагали, выходец из Тибета, методично устранял своих соотечественников. Им группа Раунбаха почти не занималась. К тому же уже два месяца гипнотизер под кличкой Фантом активных действий не предпринимал.
— А кто им дает клички? — поинтересовался Густав, внимательно слушающий доклад Фрица.
— Я обсуждаю это со своими людьми. Учитываются черты, проявленные врагами в своих поступках. Всё равно их надо как-то называть. Следующий наш объект — Тополь. Он ограничивает свою деятельность сравнительно небольшим районом: Пруссия, Силезия, Саксония, Богемия, Моравия, окрестности Вены, генерал-губернаторство. По своим воззрениям это христианский мистик. Есть подозрения, что он православного вероисповедания.
Густав выпрямился в кресле. Раунбах отметил, что алхимик разом собрался, его речь зазвучала быстрее и четче.
— Возможно, я знаю, о ком ты говоришь. В молодости я встречался с одним таким типом. Он опасен, это действительно настоящий мастер. Его хорошо знали в Вене. Даже тибетцам будет невозможно найти его, если он пожелает скрыться. Он блокирует астральные вибрации так, что может спрятать от твоих людей не только себя, но и своих друзей.
Доктор алхимии рассказал о предполагаемом Тополе, но Фриц явственно почувствовал: рассказал Густав не все. Что-то он знал о Тополе такое, что рассказать ему было неудобно. Вероятно, алхимику пришлось бы тогда упомянуть в рассказе и себя, а этого он всегда старательно избегал.
— Я подал рапорт и покинул ряды СС, — закончил Фриц свой доклад.
Человек в кресле вопросительно поднял брови. Конечно, он спросил, почему Фриц пренебрег той силой и возможностями, которые приносит черный мундир со свастикой на рукаве. И на чье покровительство Раунбах теперь рассчитывал?
— Я сам не знаю, господин алхимик, что меня толкнуло на этот шаг. Предчувствие, наверное. Покровительствует же мне, как и прежде, Мартин Хойзель.
— Никто не знает, сколько дней отведено судьбою самому Хойзелю. Но теперь поздно об этом говорить. Я не провидец будущего, я его творю. Не знаю, разумен ли твой шаг, но он один из череды неприятных новостей. Их много этой осенью.
Фриц вежливо выразил удивление. В сентябре 1941 года дела третьего рейха выглядели великолепно. Вермахт на востоке неуклонно приближался к Москве, немецкие войска в Африке осаждали Тобрук, промышленность наращивала выпуск все новых видов боевой техники. Но оба оккультиста знали: видимый исход земных сражений лишь следствие тех процессов, что невидимо и неощутимо протекают в астральном мире. Именно там решаются судьбы мира.
— Когда-то нам удалось подвести близко к Сталину своего человека, — мы прятали его в посольстве, он исподволь действовал на советского вождя. Ты что, думаешь, русские перестреляли своих генералов из-за того, что абвер подсунул им фальшивку о заговоре Тухачевского? Эта операция могла отправить в иной мир лишь с десяток офицеров, Сталин же уничтожал их тысячами. Тогда мы решили, что тибетец выполнил свою задачу — искусно усилил природную подозрительность русского фюрера, и больше нам не понадобится. Его ликвидировали при эвакуации посольства, а куски тела сожгли вместе с бумагами. Мы поторопились.
Густав Кроткий расстегнул верхнюю пуговицу кожаного пальто и замолчал. Фриц не задавал вопросов. Эту историю он уже знал. Знал и то, что, оставшись без астрального воздействия тибетского мастера, Сталин не покончил с собой, и не был растерзан почуявшими его слабость соратниками. Расчеты не оправдались. Через две недели русские опомнились, и их сопротивление постепенно становилось все более упорным. Во главе их войск по-прежнему стояли бездари, которым Сталин доверял. Но теперь, когда его подозрительность не подпитывалась извне, становилось ясно, что в ходе войны вскоре выдвинутся настоящие, боеспособные командиры.
В рейхе больше не нашлось никого, кто мог бы незаметно, исподволь воздействовать на слабости советского вождя. Приходилось сражаться с Советами в открытую, военная сила против военной силы. И хоть воины вермахта были подготовлены и обучены лучше, на стороне русских стояли огромные пространства, бездорожье, невероятная многочисленность их армий.
— Я трачу все свои способности на то, чтобы поддерживать силу в тех, кто умеет использовать энергию астральных вибраций. Их немного. Тебе назову лишь двоих: Гиммлер и Гейдрих. Мне некогда заниматься Ящером, да и Тополем. Они твои, Фриц.
— Я могу уловить их действия с любого расстояния, иногда могу определить, где они находятся в данный момент. Но задержать их я не в силах, даже в том случае, если они находятся в Кенигсберге, — Фриц не понимал, чего хочет от него алхимик, — у меня нет под рукой отряда гестаповцев.
Густав неспешно достал из внутреннего кармана бумагу и протянул ее Раунбаху. Подписанная Гиммлером и Мюллером, она предписывал оказывать ее подателю помощь в задержании любого подозреваемого во враждебности к имперским властям.
— Только найди их, Ящера и Тополя, только опознай. Можешь не задерживать, сразу стреляй. Лучше в голову. Не бойся ошибиться. Я прощу любую ошибку. Только в рейхсфюрера не стреляй, ладно? В любом случае.
Доктор алхимии ушел, оставив озадаченного Фрица. Слишком много вопросов осталось неразрешенными. Оставить в покое Слона, Фантома и Китайца? Чего не сказал ему Густав? Быть может, он знал не только Тополя, но и Ящера? Раунбах всегда терялся в присутствии Густава Кроткого, словно его охватывало оцепенение. Вот и сегодня он не то что не осмелился — просто не смог задать интересующие его вопросы. А это здорово могло помочь их группе. Разумеется, только в том случае, если доктор алхимии соизволил бы дать на них вразумительные ответы.
