Теперь вся надежда на шлюпки - это поняли сразу все пятьсот пассажиров. Слабая цепь матросов, сдерживавшая толпу, прорвалась. Милли оттолкнули в сторону. Она увидела, как сладкоречивый проповедник швырял на головы женщинам свои чемоданы, как висящая шлюпка, облепленная людьми, словно мухами, наклонилась и пассажиры с дикими криками посыпались в воду. Яркие пальто и плащи: голубые, малиновые, песочно-желтые, клетчатые, надуваясь пузырями, запестрели на воде. Милли заметила в стороне под бортом зеленую пелеринку и, не успевши подумать, в ту же секунду бросилась в воду вниз головой.
Я говорил уже, что Милли была чемпионом по плаванию в своем учебном отделении. Милли проплывала вольным стилем сто метров за 1 минуту 32 секунды и сдавала специальный экзамен по опасению утопающих. Очень приятно было плыть по бассейну с ярко-зеленой хлорированной водой, поддерживая двумя руками над поверхностью голову "учебного утопающего". Но здесь все оказалось иначе.
Вода была жгуче холодной, совершенно ледяной. От холода у Милли сразу застыли ноги. Платье мокрым компрессом прилипло к телу, связало руки. Зеленая пелеринка исчезла из виду в брызгах, воплях, крутящихся пузырях. Кто-то ухватил Милли за ногу - это был владелец оружейных акций. Милли ударила его свободной ногой в лицо. "Спасите", - крикнул кто-то еще, навалившись сверху. Милли догадалась нырнуть. Что-то мокрое запуталось у нее в руках, может быть, это была зеленая пелеринка, что-то ударило ее по голове, может быть, чемодан проповедника. Милли глотнула соленую, очень холодную воду и почувствовала, что тонет сама.
А между тем вот что происходило наверху. Подойдя к борту почти вплотную, русский катер остановился против капитанского мостика и чернобородый капитан, схватив жестяной рупор, крикнул на хорошем английском языке:
- Эй, на борту, где у вас повреждение?
- Отойдите, - ответил американский капитан. - У нас мало времени, мы идем ко дну. Держитесь в стороне - будете подбирать людей (он не хотел, чтобы "Грозный" мешал спускать шлюпки).
Но Фредди, неожиданно для всех, уверовал в русских и, перегнувшись через борт, крикнул им:
- Слушай, товарищ, мы наскочили на мину, у нас разворочен левый борт в носовой части, чуть пониже ватерлинии.
Русский капитан сразу понял. "Грозный" последовал к носу и там остановился. И только немногие (все были заняты посадкой на шлюпки) видели, что юноша в. брезентовой куртке начал бросать в воду какие-то стаканчики вроде ручных гранат. Между тем, чернобородый капитан выкатил на борт какой-то аппарат, похожий на пушечку, и направил струю белого искристого вещества, дымящегося на воздухе, как раз туда, где образовался небольшой водоворот возле течи. Никто не обращал внимания на русских, людской поток кипел возле шлюпок. Капитан крикнул Фредди:
- Скажи им - пусть не смеют лить масло, - ему казалось, что русские стараются утишить волнение маслом, а сам с револьвером в руках спрыгнул на палубу, чтобы восстановить порядок.
Минуты через три чернобородый остановил свою "пушечку" и крикнул в рупор:
- Эй, капитан, мы вам заткнули течь. Откачивайте воду потихоньку. Спустите трап. Мы поднимемся на борт.
Капитан не обратил внимания на эти слова. Может быть, он не слышал, а если слышал, то не поверил. И он продолжал посадку на шлюпки, пока снизу не прибежал взволнованный механик с докладом:
- Уровень воды в трюме понизился на четыре дюйма. Течь закупорилась.
Только после этого капитан послушался русских и спустил трап, чтобы принять их на борт. Откуда ему было знать, рядовому американскому капитану, что перед ним профессор Чернов, изобретатель морозометов и что "Уиллела" была первым в мире судном, которое русские спасли совершенно новым способом - путем замораживания течи.
Глава 10
ЭТО Клэй первым сообщил мне о катастрофе. Ничего не подозревая, утром во время завтрака он сказал мимоходом: "Говорят, с "Уиллелой" несчастье. Наша радиостанция принимала "СОС".
Моя новая должность позволяла мне не очень точно приходить в лабораторию. Я поспешил на радиостанцию. Дежурный сказал: "Ничего особенного". Пароход спасен, вероятно, дня через четыре он будет здесь. Была, правда, паника и несколько человек утонуло: трое мужчин, шесть женщин и один ребенок. Все остальные здоровы.
Я немедленно послал радиограмму Милли и ушел почти успокоенный: десять человек из пятисот пассажиров - не так много. Милли прилично плавает она была чемпионом в своем отделении. Бывают, конечно, случайности. Скорее бы получить ответ.
Я зашел через час, через два, через три, но ответа не получил. "Уиллела" была единственным пассажирским пароходом, который заходил на концессию... Сотни людей забрасывали пароход радиограммами с запросом о судьбе своих родных. Вместе со мной в двери радиостанции стучались инженеры и рабочие, молодые и старые, большей частью в комбинезонах (только что с работы отпросились на минутку), и, глядя на их расстроенные лица, я начал чувствовать, что означает хладнокровная арифметика... "шесть женщин и один ребенок". Может быть, среди них жена вот этого добродушного толстяка с лицом, запорошенным цементной пылью, может быть, мать вот этого самоуверенного чертежника с черными усиками под Чарли Чаплина. Почти все пассажиры ехали к нам на "концессию" Значит среди людей, толпившихся здесь, наверняка были овдовевшие и осиротевшие сегодня ночью.
Можно ли так надеяться на уменье плавать? Самые умелые пловцы иногда погибают во время паники. В холодной воде может свести судорога, течение может затянуть под борт...
И вместе с десятками других обеспокоенных людей я убеждал, упрашивал и подкупал радиста: - Пошлите запрос... ну еще раз, пожалуйста.
Это продолжалось трое суток. Семьдесят два часа бесплодных терзаний, бесконечных размышлений на одну и ту же тему: "Кто утонул? Она или не она?"
Наконец, пришло известие: "Минуя чужеземные порты, "Уиллела" направляется в Пальмтаун".
Я выпросил отпуск и помчался в столицу Пальмовой республики. Дорога шла по берегу моря, через светло-зеленые бамбуковые рощи, мимо чайных плантаций, усеянных кустиками, похожими на темно-зеленых ежей. Бананы росли возле самой дороги, из каждого листа можно было сделать себе одеяло. Я не замечал ничего, я видел только темную точку на горизонте это был дымок "Уиллелы".
Когда мы въехали в порт, пароход стоял на рейде. С мола я разглядел цветные точки на борту - головы пассажиров. Какая из этих точек Милли? Милли, отзовись. Или не отзывайся, но только будь живой.
Но вот "Уиллела" огибает маяк, неторопливо разворачиваясь, замедляет ход... уже можно разглядеть фигуры людей, их одежду. Слышно, как капитан командует на мостике: "Малый вперед. Левый самый малый назад. Правый самый малый вперед". Клокочет вода, вырываясь из клюзов, небесно-голубое тропическое море становится бурым от мазута. Матрос на баке ловко кидает конец портовым мальчишкам. Лохматый канат толщиной с удава захлестывает чугунную тумбу. Человеческие лица в два ряда нанизаны на перила. Где Милли? Я не вижу ее. Обвожу глазами палубы второго и первого класса. Машут руками все. Где Милли? Неужели я не могу узнать ее?
