Когда репортер поблагодарил Гейнора и удалился, доктор Беркли взял экземпляр вашингтонской «Пост-хоул», лежавший рядом с ним на стуле, и протянул Фреде. Через всю первую страницу крикливо отпечатанной газеты проходили строки заголовка: «Спартанцы призывают Флот бороться против Флоры». Три колонки под заголовком занимал моментальный снимок, на котором были Гейнор и его сторонники, спускавшиеся по трапу самолета, — ее фотограф запечатлел в три четверти оборота, не в самом выигрышном ракурсе — и под ним была подпись: «Портрет четырех ягнят перед стрижкой».
Она пробежала глазами текст. Не кто иной, как адмирал Крейтон, начальник Дисциплинарного Управления Флота, вызвался выступить против открытия Флоры для размещения постоянной научной станции. Его консультантом, прочла она с удивлением, был Филип Баррон, командир «Ботани», космического корабля Соединенных Штатов.
— Почему, ведь капитан Баррон был очарован планетой!
— В этом и состоит ее грех, — сказал Клейборг, — Баррон там был. Если он даже не скажет ни слова — а он, вероятно, и не будет говорить — одно его присутствие нам повредит. Он находится в положении человека, свидетельствующего против собственной жены, из чего без слов ясно, что означенная леди — потаскушка.
— Если Розенталь скажет то же, что он говорил нам с Гансом, — сказал доктор Беркли доктору Гейнору, — я порекомендовал бы вам, Чарльз, нажимать на психологические факторы. Бейте Флот там, где он не сможет дать сдачи.
— Ганс, насколько коротка эта дружба между Розенталем и Хейбёрном, о которой вы говорили? — неожиданно спросил Гейнор.
— Рози изучал юриспруденцию, слушая Хейбёрна в Северной Дакоте, — сказал Ганс, — он был любимчиком Хейбёрна, стал организатором его предвыборной кампании в сенаторской гонке. В порядке благодарности Хейбёрн рекомендовал его на пост министра Космических Дел.
— Что-то вроде отцовско-сыновьей дружбы?
— Именно так, даже больше, Чарли. Хейбёрн чувствует себя ответственным за Рози — за его космическое помешательство, поскольку, по сути дела, Хейбёрн сам отправил его в это страшное черное никуда.
— Хейбёрн предан и кое-чему еще, — вмешался Беркли, — Флоту. Без ремонтной базы Ред-Ривер и взлетно-посадочной площадки Бисмарк Северная Дакота могла бы сматывать манатки и убираться восвояси из этого Комитета.
— А есть еще космический корабль «Хейбёрн», — подсказала Фреда.
— Корабль был назван в честь его сына, — сказал Беркли, — который потерялся в завитке волос Андромеды… А давайте-ка разменяем ферзей! Почему бы золоту спартанцев не противопоставить афинскую красоту, Чарльз? Пусть Фреда представляет нашу сторону.
Гейнор тихонько свистнул:
— Джим, я веду агрессивную игру и не могу позволить себе пойти с единственной козырной карты.
— Если продолжать этот винегрет из метафор, — вмешался Ганс, — то я против того, чтобы мы начинали с выпада правой, потому что, если наш ошеломляющий удар не достигнет цели, мы все окажемся в нокауте на нашей коллективной заднице, а Фреде потребуются новые передние зубы.
— Мне не хочется выставлять доктора Карон перед этим Комитетом, — сказал доктор Гейнор. — Завидев блеск десятицентовика, эти южане теряют свой рыцарский дух… Если нам удастся убедить Хейбёрна, он найдет способ надлежащим образом направить их голоса. Давайте обрушим на них всю мощь ботаники, психологии, энтропии… Вытащим на Свет Божий теорию богадельни доктора Янгблада-. Сразим их вашими идеями, Ганс, о приспособляемости растений на умирающей планете, как о процессе, для нас жизненно важном. Конечно, появление Фреды перед Сенатским Комитетом — это паблисити…
Быстро взвесив суть происходящего, Фреда закончила про себя эту двусмысленную фразу Гейнора. Если она предстанет перед Сенатским слушанием — после чего паблисити обеспечено, она наверняка привлечет к себе внимание министра Сельского Хозяйства, которого это слушание должно заинтересовать. Если она поведет себя достойным образом…
— Доктор Гейнор, какой бы ни была цена веры, она стоит того, чтобы за нее бороться. Поскольку это ходатайство подается от имени Бюро, я не колеблясь готова взять на себя любую обязанность, которую вы, джентльмены, пожелаете на меня возложить в интересах Бюро.
— Вот это девочка! — воскликнул Беркли. — Мы водрузим на нее терапевтическую теорию Янгблада как нашу артиллерию главного калибра и вышвырнем эти линейные коробки Флота вон из Космоса.
— В этом есть логика, — признался Гейнор, — коль скоро наша главная цель — поколебать Хейбёрна эмоционально. Все, что служит победе, оправданно. Если на уме у Фреды не только паблисити, мы это попробуем… Джентльмены, не заказать ли нам выпивку, чтобы провозгласить тост за нашу новую Жанну д’Арк?
— По случаю такого решения, — сказал Ганс, — я закажу «Кровавую Мери».
Замечание Клейборга показалось Фреде каким-то зловещим, а его скрытый смысл возмутил ее. Похоже, Клейборг считает дело потерянным из-за того, что она вызвалась представлять ходатайство Бюро Комитету.
Фреда не испытывала сценической робости, оглашая перед Комитетом ходатайство Бюро; она держалась достаточно хладнокровно, только не переставала сожалеть, что все время приходится стоять обращенной в три четверти оборота к камерам. В конце концов вся эта атрибутика национальной популярности — юпитеры, камеры и потрескивающие автоматические стенографы — смущала ее гораздо меньше, чем прикованный к ней взгляд бывшего Министра Космических Дел. Розенталь заставил ее задуматься, уж не одни ли сиделки-мужчины работают в Сант-Элизабет.
Как ни странно, адвокат дьявола, сенатор Хейбёрн, отпустил ее с трибуны, просто выразив благодарность от имени Комитета, но тут попросил слова юрисконсульт Комитета.
— Доктор Карон, — спросил он, — не противоречит ли ваше утверждение о том, что Флора должна благотворно воздействовать на ночных шатунов, данным эксперимента Стенфорда-Хаммерсмита с одержимыми космическим экстазом?
— Что такое эксперимент Стенфорда-Хаммерсмита? — спросила Фреда.
— Что ж, ма-ам, если вы не знаете ответа, то я… э-э-э… снимаю вопрос.
Еще до того, как он кончил заикаться, по залу пробежала легкая зыбь смеха, а когда он, споткнувшись, попятился к своему месту, эта зыбь переросла в волну смеха. Фреда вернулась на свое место и, пока Хейбёрн призывал зал к порядку, шепнула Гансу, сидевшему рядом с ней:
— Что такое эксперимент Стенфорда-Хаммерсмита?
— На этот вопрос можно ответить только после шестой рюмки, — тоже шепотом ответил он.
