— …а маладоогооо камандииира несли с прабитой галавой!..
Выгружали Бориса из машины аж четверо, среди которых были начальник дежурной части и полковник Воротилов. Во время этого Борис то и дело пытался достать из кобуры «Стечкин», царапая рукой хлястик клапана, пока, наконец, начальник дежурки не отобрал у него пистолет и не взмолился:
— Господи, как нажрался! На кой чёрт его сюда привезли? Домой его, к дьяволу, домой! Воротилов, укоризненно глядя на Бориса, сказал:
— Я, конечно, понимаю, товарищ Златокольцев. Нервный срыв и всё такое… Но нельзя же так!..
Борис посмотрел на Воротилова и икнул:
— А можно — сначала пулю в плечо, потом в бок, а потом — контрольный в чайник? Можно? Молчите уж, ваше благородие!
Воротилов беспомощно огляделся по сторонам в поисках кого-нибудь, на кого можно было бы свалить столь тяжкую ношу, как пьяный майор Златокольцев:
— Ну позовите же, наконец, кого-нибудь из его отдела! Кто знает, где он живёт и сможет дотащить его до квартиры!..
Через пяток-другой минут в дежурку вошёл хмурый Рэм, сопровождаемый решительной Юлей. В дежурке они обнаружили сильно пьяного Бориса и трёх молодых прапоров. Борис рассказывал что-то необычайно захватывающее, прапора слушали его, разинув рты:
— … и, приколись, мужики, тут она как заорет: «Я буду жаловаться на вас Генеральному Прокурору!» Я, дескать, графиня, и веду свой род от… мнээ… как его, дьявола?.. А, ладно, бес с ним! Всё равно щас не вспомню… А я ей и говорю в ответ: «Графиня, возьмите графин и выпейте водички. И не кричите так, как будто вас режут, здесь не стадион. И, простите за нескромный вопрос, липовая лицензия на вывоз меди в Ближнее Зарубежье вам в наследство от ваших предков досталась? Если да, то укажите, от кого именно. Место погребения и так далее. Мы его откопаем и под суд за подделку документов!»
— А она чего? — выдохнули оба прапора в один голос.
— А она посмотрела на меня, как на Джека-Потрошителя и осевшим таким голосом спрашивает: «Это у вас что, шутки такие?»
— А вы?
— А я: «Нет, мадам, это у вас дело без срока давности. Сумма больно уж велика»… — Борис развернулся на стуле и увидел вошедших, — А, друзья! Заберите меня отседа. Высшее командование в благодарность за успешно проведённую операцию и учитывая моё нынешнее состояние представило меня к Ордену Сутулова первой степени с закруткой на спине!
— Не знаю, как там насчёт «Сутулова» различных степеней с закрутками, а вот то что ты сейчас — лауреат Всесоюзного конкурса «Лейся, пейся», это уж наверняка, — хмыкнул Рэм, — Воротилов тебя за такое пьянство завтра с дерьмом да без сахара…
— Подавится. По его собственным словам, моё нынешнее поведение после всего происшедшего вполне объяснимо. Короче, дядя шеф на нас сердиться не изволят! помотал головой Борис, — Дядя шеф дозволили мне сейчас отбыть на место постоянного проживания и хорошенько проспаться.
— Угу. А мне приказано тебя сопроводить до места твоего постоянного возлежания. В смысле — до кровати. Но вот леди… — кивнул Рэм в сторону Юли.
— Что — «леди?» — поднял бровь Борис, — Леди хочет, чтобы я остался здесь и развлекал дежурных? Я могу, я же этот, как его… во! Победитель Фестиваля Молодёжи и студенчества «Юность безысходная моя».
— Ага. А ещё победитель конкурса «Овца по жизни» — хмыкнул Рэм, — Солист Трижды Краснознамённого ансамбля Песни и Пьянки…
— Леди, — вмешалась Юля, — Леди оспаривает у капитана честь сопроводить героя-орденоносца и лауреата до места проживания.
Борис укоризненно посмотрел на Рэма:
— Эх вы, герр капитан! Как там в песне: «Снегопад, снегопад!»… Знаешь такую? Исполняет ВИА «Венеры» из Польши, руководитель — Мацал Кошек…И вообще! Как ты думаешь, вас самих-то скоро распустят?
— Тому, кто тебя поволочёт до хауса, велено считать себя на сегодня свободным, — ответил Рэм, — Но и остальных, вроде бы, долго не пропарят. Останется вдвое усиленный контингент в дежурной части, по два ответственных от каждого отдела, ну и, само собой, «спецы» всем калганом. Прочим — около девяти вечера придадут ускорения в сторону дома.
— Вот и славно! — обрадовался Борис, — Тогда прошу всех обитателей нашего кабинета ко мне в «группу продлённого дня».
— Стажёров тоже? — поинтересовался Рэм.
— Если никто из них не идет в музыкальную школу или не занимается в кружке «Умелые ручонки». В общем, по желанию. Карету мне, карету!
Один из прапоров вышел из дежурки, едва не помирая со смеху. Через пару-тройку минут из коридора раздался его крик:
— Ваше высокородие! Вам с бубенцами, или как?
— Бубенцы — это мещанство. С бубенцами пусть ездит начальник строевого отдела, у него слабость к наворотам, — крикнул в ответ Борис, — Клаксон на вашей трахоме имеется?
— Обижаете, ваше высокородие! — хохотнул второй прапорщик, оставшийся с ними в дежурке, — Всё по высшему разряду.
— Тогда, перед тем, как тронуться, — пробормотало «их высокородие», всё сильнее заплетаясь, — Пусть мальчик дуднёт в него два раза.
— Так попы на извозчике в свет выезжали, — хихикнула Юля, помогая ему встать со стула.
— Тогда пусть дуднёт не два, а три раза, — настаивал Борис.
— Дуднёт, дуднёт! Держись за меня, горе луковое!…
…и «мальчик», которому оказалось около сорока пяти лет, дуднул. По пути Борис рассказывал дежурному водителю скабрезные анекдоты, периодически извиняясь перед Юлей, что он такой пошляк. И она, и водитель, его охотно извиняли, потому что анекдоты были — как на подбор. Из того набора, который не рекомендуется рассказывать как раз именно водителям, потому что они могут не справиться с управлением. Но всё обошлось и Борис был благополучнейшим образом доставлен сначала к самому подъезду, а потом без приключений сопровождён Юлей до своей квартиры.
В тот момент, когда Борис захлопывал дверь своей квартиры, ему в голову пришла неожиданная мысль. Он развернулся к Юле и спросил:
— Слушай, я — свинья! Ты же уже столько времени не была дома!
Она вздохнула:
— Ну и что?
— Так, может, тебя уже, как говорится, «ищут пожарные, ищет милиция». Родные, небось, с ума сходят!
— Никто меня не ищет. Родные на Югах, приобретают не свойственный нашим северным широтам загар. Фрукты-яблоки лопают. Вот только переодеться бы не помешало…
— Так иди переодевайся и снова сюда! — приказным тоном сказал Борис и добавил, предвосхищая её возражения, — За меня не бойся, в ванной башкой об стену не грохнусь. Я, если честно, там, в Конторе, больше притворялся. Очень уж не хотелось сегодня рапорта строчить. Вот, возьми ключ. Придёшь, сама двери откроешь.
