— Братва! — гаркнул Колян. — Василь Петрович наш коньки отбрасывает! Спасать мужика надо! Воды, живее! Тащи стакан!!
Что потом было, помнится мне со скрипом. Чувствую только, как подносит мне кто-то стакан к губам, а я его, стакан этот, машинально опорожняю. В башке у меня вдруг словно что-то взорвалось и… начало отпускать. Еще пара-тройка секунд, и я, наконец, с облегчением вздохнул. А потом и муть в глазах стала исчезать.
Открываю я зенки — и вижу перед собой физиономию бригадира нашего, Коляна. Глядит он на меня с нескрываемым интересом и… улыбается.
— Чего лыбишься, Колян? — брякнул я первое, что пришло на ум.
— С выздоровленьицем, Василь Петрович. Мы ведь тебе вместо воды водки плеснули, а ты и выпил, даже не поморщившись. Усвоил теперь, какая метаморфоза с тобой произошла?
Оглядел я очумелым взглядом стройные ряды братвы нашей и вижу: рады они за меня, рады, что вернулся я в строй после тяжкого недуга. И тут до меня доперло: е-мое, так я ж здоров, мужики! В смысле, не воротит меня больше от водки: хочу — пью, хочу — не пью! Вот так дела! Выходит, кончилась моя контузия, кончилась самым странным образом. Вышибло из меня трезвость мою проклятую, клин клином вышибло. А все потому, что струхнул я порядком за кровные свои денежки, вложенные в липовые, как выяснилось, акции этого проходимца… э-э… как его там?.. Мавродия, кажись? Вот и сдвинулось у меня что-то в башке, а тут Колян вовремя подсуетился, смекнул, что к чему — и сунул под шумок стакан с водярой. Пей, мол, Василь Петрович, авось хворь твоя сама себя позабудет да и сгинет в никуда.
Навернулись от радости слезы у меня на глаза, и вижу я сквозь эту соленую предательскую влажность, как ржут мои кореша, за животы держатся да со смеху покатываются, аж поджилки трясутся. Пуще же всех хохотал, конечно же, Колян. Тут и я не выдержал и загоготал во все свое нутро. Ух, ну и ржали же мы! Это надо было видеть.
В тот же день, вечерком, сдал я свои акции и, к чести своей должен заявить, удвоил свой первоначальный капитал. Хоть немного, но наварил. По крайней мере, теперь хоть по ночам кошмары мучить не будут.
(К слову сказать, сон Витюхи-пэтэушника, действительно, оказался вещим, да и Григорич истолковал его по всей программе, прямо в точку попал. И полугода не прошло, как выкинул Мавродий эдакий фортель, что хоть башкой о стенку бейся, и накрылись все вклады горе-акционеров АО «МММ» медным тазом. Обул-таки, прохиндей, десять миллионов своих доверчивых сограждан, а потом еще и в депутаты Госдумы угодил, прямиком со скамьи подсудимых. Вот такие, братцы, дела у нас в матушке-России деются! Смех да и только).
И потекла моя жизнь по старому руслу. С одним лишь исключением: после работы пилил я прямиком до дому, без захода в забегаловку. Домой приходил вовремя и трезвым, а Светка, жена моя, с радости тут же стопарик мне выставляла. Я, понятное дело, не отказывался, выпивал законные мои сто грамм, но больше за вечер — ни-ни. Расхотелось что-то глушить себя алкоголем, сам не знаю — почему. Потерял я интерес к этому занятию, в смысле напиваться до потери пульса. Так, для аппетиту хряпнешь стопарик — и в норме, да и то только дома, при жене. Светка, и та, бывало, компанию мне составит. Словом, пошло у нас в семейных отношениях дело на лад. К нашей обоюдной радости.
О дедморозовском презенте вспомнил я только накануне женских праздников. После того трагического случая на стадионе, когда мне чайник проломили да зубья изрядно проредили, все завтрашние номера «МК» из моей башки как ветром выдуло. Ни разу не вспомнил об этой газетенке, хотя, следует заметить, приходила она исправно, ежедневно материализуясь в моем почтовом ящике. Светка отволакивала ее в сортир, на том дело и кончалось. А мне как-то даже в голову не приходило заглянуть в свеженький номер. И не то чтобы я забывал, а просто выключилось у меня что-то в башке, отрезало напрочь. Словом, приключилась со мной стопроцентная амнезия. Как бы не было никогда такой газетенки, и все тут.
А тут вдруг прозрение нашло. Вспомнил я все — и Санта-Клауса, и подарочек его новогодний, будь он неладен, и все вытекающие из него последствия. И появился у меня к «МК» нездоровый мартовский интерес. Стал я поутру заглядывать в газетку, все больше в хронику происшествий, в рубрику «Срочно в номер!». Что-то меня там притягивало, а что именно — и сам не пойму. Словно нашептывал мне кто-то: гляди в оба и жди сюрпризов.
Дождался, леший его забодай.
А приключилось это в самый что ни на есть день восьмое марта. И дернул меня черт с утра пораньше спуститься к почтовому ящику! Вынул я, значит, свеженький «МК» и потопал до хаты. Светка, ясное дело, еще дрыхла — день-то ведь как-никак женский! Я же пристроился на диване и, позевывая, принялся лениво листать газетное чтиво. Поначалу вроде бы ничего достойного внимания в глаза не бросилось, однако вскоре, как обычно, я добрался до хроники происшествий — и тут… Словно обухом по голове меня шибануло. Впиваюсь зенками в газетные строки. Так и есть! Мой шанс, мужики, мой!
Короткая заметка гласила: «Сегодня, около двенадцати часов дня, в Северо-Восточном округе г. Москвы, на пересечении улиц Лескова и Коненкова, проезжавшей автомашиной „Волга“ был сбит столичный житель, назвавшийся Иваном Помидоровым. Вызванная на место происшествия бригада „Скорой помощи“ доставила пострадавшего в ближайшую больницу».
Ваня, друг! Ты-то мне и нужен! В лепешку расшибусь, а не дам этой паршивой «волжанке» тебя переехать! Около полудня, значит? Нормально, времени уйма. Успею. Не боись, Помидорыч, вытащу я тебя из под колес этого придурка-лихача, не дам сгинуть за здорово живешь. Жить до ста лет будешь, это уж как пить дать. Вот только шмотки соберу — и айда на доброе дело. Лишь бы Светка не проснулась.
Светка не проснулась. Тихонько, стараясь не громыхать, выскользнул я из квартиры, — и прямиком на пересечение Лескова и Коненкова. Только где вот это пересечение, сразу-то я не въехал. Пришлось малость покуролесить по Москве, народ поспрашивать, справочки кое-какие навести. А когда доперло до меня, что пилить мне надобно аж на другой конец столицы, стал меня колотун пробирать: а вдруг не успею? Однако на попятную идти негоже: там человек, можно сказать, навстречу своей судьбе чешет, вот-вот на мостовой разляжется, прямиком «волжанке» под колеса, а я тут «быть или не быть» решаю, словно принц датский какой-нибудь. Шуганул я народец-то, чтоб под ногами не мельтешил, и ломонулся в родной московский метрополитен. До места допилил без проблем. Нашел-таки это дурацкое пересечение, за пятнадцать минут до часа «Х». Успел, значит.
Огляделся. Да, думаю, под колеса здесь угодить можно очень даже запросто, и пикнуть не успеешь, как бифштекс из тебя сделают, с кровью и всеми твоими потрохами. Улочки здесь хоть и неширокие, зато шибко оживленные: шпарят по ним авто, как оголтелые, под шестьдесят, а то и под все восемьдесят.
