К командиру подошел Кобзев, спросил о чем-то – Лева стоял далеко, и уши его еще ныли от звукового удара, так что лингвист ничего не услышал, – кивнул, явно довольный ответом. Командир махнул рукой, и двое парней покрепче бросились помогать вылезающему из вертолета человеку. Тот, впрочем, спрыгнул сам, сделал пару шагов и застыл, оглядываясь.
Лева понял, что это туземец, раньше чем осознал это. Лучшее в мире образование подсказывало, что крестьянин времен мрачного Средневековья должен быть грязен, обтрепан, изможден, забит – короче говоря, заэксплуатирован до полусмерти. Человек, стоявший около вертолета чуть ссутулившись, точно опасался задеть макушкой лопасти, был каким угодно, только не забитым. Слишком уверенно он стоял, попирая широко расставленными ногами утрамбованную площадку, и слишком бесстрашно оглядывал ряды палаток, собравшуюся неизвестно откуда толпу. Незнакомые одежды и непривычные повадки пришельцев из параллельного мира не вызывали в нем опасения или суеверного ужаса.
И нищим он тоже не был. Добротный зеленого сукна… камзол, решил Лева, такие же добротные штаны с кожаными нашивками на коленях и ягодицах, высокие шнурованные башмаки и нечто вроде плаща, но не расплескавшегося свободно за спиной, а пристегнутого к плечам, к поясу, к бедрам. Лева сначала не сообразил, для чего, а потом понял – это на батальных полотнах свободно ниспадающий плащ смотрится красиво, а попробуй пройтись в таком, ни за что не зацепившись и ничего не свалив! А так и удобно, и плащ при тебе, в случае чего – отстегни и заворачивайся. И, словно этого было мало, на груди туземца красовалась серебряная бляха размером с медаль «За отвагу», только не на орденской ленточке, а на серебряной же цепи.
«Может, он дворянин?» – мелькнула у Левы безумная мысль и тут же ушла. Во-первых, при незнакомце не было оружия, если не считать за таковое нож в ножнах на поясе, а рыцари, сколько помнилось лингвисту, не расставались с мечами. И с конями тоже, но коня на вертолете не притащишь. А во-вторых, Леве пришло в голову, что разведчики едва ли потащили бы в лагерь местного феодала – того обязательно хватятся.
Майор Кобзев, едва бросив беглый взгляд на пленника, подошел к Леве.
– Ну, товарищ военный переводчик, – проговорил он с плохо скрываемой насмешкой, – ваш выход.
– Что?.. – выдавил Лева. – Уже?
– Уже, – кивнул Кобзев. – Этого человека мы взяли в лесу. Ваша задача – научиться его языку. В самые сжатые сроки. Чего я могу ожидать?
– Это я смогу сказать завтра, – ответил Лева. – А точно – через неделю. Мы же об их языке ничего не знаем.
– Тогда приступайте, – распорядился Кобзев и отошел на шаг, всем видом давая понять, что он умывает руки.
Лева несмело двинулся к пленнику. Тот оглядел лингвиста с макушки до ног и покачал головой.
Лицо его показалось Леве странным. Нет, не так… Несообразным – вот слово, которое лингвист после краткого раздумья счел подходящим. Волосы незнакомца были очень светлыми, с чуть заметной желтинкой, но кожа – неожиданно темной, северяне не загорают так – густо, стойко. А глаза – ярко-зеленые, совершенно травянистого оттенка. В ухе туземца Лева заметил золотую серьгу и почему-то смутился.
С чего же начать? Конечно, учить язык в общении с его носителем куда проще, чем расшифровывать иероглифы, как Шампольон. Но как быть, если не знаешь самых основ строения здешнего наречия? В конце концов – агглютинативный это язык или изолирующий?
Тогда Лева решил начать с самого простого.
– Человек, – проговорил он отчетливо, тыча пальцем себе в грудь. – Лева. Человек, – он показал на майора. – Майор Кобзев. Человек, – в третий раз повторил он, указывая на туземца, и сделал паузу, ожидая ответа.
Он не очень верил, что получится с первого раза. Но незнакомец улыбнулся.
– Тауринкс, – произнес он с такой же преувеличенной отчетливостью. – Тауринкс ит-Эйтелин, беарикс вре-тан ан-Эвейн.
Имя – если это было имя – показалось Леве похожим на кельтское. Хотя по одной фразе судить о звуковом строе всего языка наивно.
– Пойдемте, – махнул Лева рукой в сторону палатки, служившей одновременно офицерской комнатой отдыха, красным уголком и еще много чем.
Тауринкс, чуть помедлив, послушно двинулся за ним, сопровождаемый даже не двумя – четырьмя парнями в камуфляже. Майор Кобзев шел рядом, и на лице его читалось нескрываемое самодовольство.
В палатке с Левой случился конфуз. Он намеревался усадить туземца за стол и очень переживал, как объяснить это неграмотному крестьянину. Но Тауринкс, едва окинув взглядом стол, спокойно уселся на самый мягкий стул, выбрав его, как назло. Кобзев хотел было выматериться, понял, что теряет лицо, и угрюмо устроился рядом, пронзив взамен туземца гневным взглядом ни в чем не повинного Леву.
Лева налил в стакан воды из графина, демонстративно отпил сам, подал Тауринксу.
– Вода, – проговорил он.
– Ватра, – откликнулся Тауринкс, брезгливо принюхиваясь.
Дальше пошло веселее. Они одолели добрых две дюжины слов, прежде чем в голову Левы закралось страшное подозрение.
– Товарищ майор, – обратился он к Кобзеву, прервав обмен понятиями. – Можно послать кого-нибудь ко мне в палатку за книгой? «Компаративная лингвистика»?
Майор коротко кивнул. Один из охранников сорвался с места и выскочил из палатки.
– И… – Лева смущенно прокашлялся. – Здесь нельзя нигде достать картинки зверей?
– Каких зверей? – изумился Кобзев.
– Лесных, – еле слышно прошептал Лева. – Медведя, волка… Домашних тоже бы неплохо.
Кобзев так изумился, что, забыв о напускной невозмутимости, ошарашенно почесал затылок.
– Только заказать с Большой земли, – признался он.
– Черт… – беспомощно ругнулся Лева. – Так срочно надо…
– Капитан Перовский хорошо рисует, – внезапно подал голос один из оставшихся охранников и смолк испуганно.
– Ко мне, – приказал Кобзев.
Два слова спустя принесли «Компаративную лингвистику», и Лева рылся в ней, как барсук, до прихода Перовского. Капитан был перемазан смазкой и раздражен.
– В чем дело? – поинтересовался он у Кобзева, не слишком смущаясь субординацией.
– Нарисуйте волка, – приказал гэбист.
– Из «Ну, погоди!»? – съехидничал Перовский.
– Нет, – испуганно замахал руками Лева, – настоящего. Как можно более похоже. И медведя… если сможете. Еще лошадь, лосося и орла.
Перовский пожал плечами и взялся за карандаш.
– Странный какой набор, – пробормотал Кобзев, наблюдая, как под руками капитана на листах возникают одна за другой на удивление реалистичные картинки.
Тауринкс – если туземца звали так – наблюдал за царящей вокруг суетой с веселым любопытством. Потом внимание его привлекла электрическая лампочка, подвешенная на шнуре с потолка. Он привстал, чтобы оглядеть ее, с неожиданной осторожностью протянул руку, но касаться не стал и только пробормотал себе под нос нечто раздумчивое.
