Тауринкс – если туземца звали так – наблюдал за царящей вокруг суетой с веселым любопытством. Потом внимание его привлекла электрическая лампочка, подвешенная на шнуре с потолка. Он привстал, чтобы оглядеть ее, с неожиданной осторожностью протянул руку, но касаться не стал и только пробормотал себе под нос нечто раздумчивое.
Лева перебрал готовые рисунки.
– Можно вас попросить, – обратился он к капитану, – э… не уходить пока. Вдруг не получится.
Перовский вопросительно глянул на Кобзева. Тот кивнул.
Лева пододвинул к аборигену первый лист, заглянул в последний раз на страницы «Компаративной лингвистики» и, сглотнув, произнес очень старательно:
– Влк…уос?
– Волкас, – поправил его Тауринкс. – Волкас.
Лева шарахнулся от него, точно от гадюки, невесть каким образом разлегшейся на столе. Листок упорхнул и упал бы под ноги, не подхвати капитан Перовский дело рук своих.
– Что такое? – нервно потребовал Кобзев.
– Сейчас… – пробормотал лингвист вместо ответа. – Сейчас…
Он порылся в книге и нетерпеливо дрожащими пальцами достал еще один рисунок.
– Беарас? – спросил он настороженно.
– Бэрас, – согласился Тауринкс.
Лошадь.
– Эпус.
– Этого не может быть, – прошептал Лева, не сводя взгляда с туземца. – Этого просто не может быть…
– Чего не может быть? – Кобзев тряхнул его за плечо. – В чем дело, лейтенант Шойфет?
– Этот человек… – Лева закашлялся, сбился и начал снова: – Местный язык относится к индоевропейской группе.
– Ну и что? – не понял Кобзев.
– Этот язык, – пояснил Лева медленно, точно дефективному ребенку, – происходит от того же корня, что и русский. Я проверил – ур-корни сохраняются. Очень старые корни… похоже на протокельтский, протогерманский… может быть, даже протобалтийский… и странные сдвиги в фонетике… но это индоевропейский язык, несомненно.
– Что-то не очень похоже на русский, – скептически проговорил Перовский.
– А вы послушайте! – воскликнул Лева. – Волк – «волкас», почти как в литовском – «вилкас». Конь – «эпус», от пракорня «хепквос», оттуда же греческое «иппос», Эпона – богиня-лошадь кельтов. Медведь – «бэрас», в славянских языках этот корень отпал, а в германских остался, так и звучит в немецком – «бер». Вода – «ватра». Солнце – «шоле», как «сауле» в латышском. – Голос его становился все глуше, по мере того как мысли лингвиста все больше занимали проблемы фонетики. – Хм… странно… совершенно нет первоначальных дифтонгов, как повымело из языка, зато новые появились…
– Хорошо, – перебил его Кобзев, – мы вам верим. Это повлияет на скорость вашей работы?
– Да, конечно! – очнулся Лева. – Теперь, когда мы знаем, чего ждать от местного языка, мы достаточно быстро накопим словарный запас. Грамматика не может сильно отличаться от реконструированной… сложная система флексий… все же довольно архаичный язык… Да, дело пойдет куда быстрее, чем я думал.
– Вот и отлично. – Майор удовлетворенно кивнул. – Тогда я вас оставлю… Вы что-то хотели сказать, товарищ Шойфет? – добавил он, сообразив, что Лева не сводит с него страдальческого взгляда.
– Да, товарищ майор, – виновато прошептал Лева. – Я тут подумал… Если это другой мир, параллельный… то откуда туземцы владеют протокельтским?
Кобзев открыл рот, чтобы ответить… Потом медленно закрыл и уставился на Леву так, словно видел лингвиста впервые.
– И в самом деле, – пробормотал он, – откуда?
Гэбист развернулся и выскочил из палатки почти бегом.
– Товарищ Перовский, – умоляюще воззвал Лева, – вы мне не нарисуете еще немного зверушек?
* * *
– Капрал?
Крис с удивлением обнаружил, что он словно бы отключился от происходящего. Странно, но миг назад его больше всего на свете занимал тот факт, что здоровенная муха под потолком домика ничем не отличалась внешне от мириад своих аризонских товарок.
– Сэр?
– Пойдете с Пэрротом. – Капитан щелкнул «зиппой», затянулся и, прищурившись, взглянул на Криса сквозь дымное кольцо. – Вопросы?
– Никак нет, сэр! – выдохнул Крис и, четко развернувшись, вышел из домика.
Он прошел до конца «Мэйн-стрит», как уже успели окрестить батальонные острословы рядок сборных домиков, завернул в проход между последним домиком и здоровенным, только что доставленным «Фордом» и замер, уставившись на блестящую свежеокрашенную рейку на борту грузовика.
Черт! Вот уж влип так влип!
До сих пор Крису удавалось избегать близкого контакта с Чокнутым Уолшем. Задачи разведывательно-снайперскому взводу нарезал комбат, а в личное время снайперы тоже держались вместе. Нарываться же в присутствии Седжвика или Глебовски Уолш не рисковал, понимая или, скорее, ощущая звериным чутьем, что на этих людей его «крутость» не подействует.
Погано!
Мысли Криса отчего-то совершили резкий скачок и вернулись к давешней мухе. Может, это действительно простая американская муха, задремавшая на ящике с пайками и неожиданно для себя угодившая в другой мир. Или ее предки самостоятельно прошли свой долгий путь под солнцем этого.
Крис мотнул головой, стряхивая набежавшее оцепенение, и направился к палаткам рядового состава.
Или… ведь не зря же древние британцы громоздили вокруг точки перехода многотонные монолиты. Кто знает, кого они могли притащить сюда в складках своих шкур?
Правая бутса почему-то начала болтаться на ноге. Крис покосился вниз – ну точно, шнурок развязался. Ровно посреди плаца. Сто против одного, что стоит ему только согнуться, как тут же с воплями сбежится пол-лагеря и все эти лопающиеся от скуки лбы будут самозабвенно глазеть на то, как он завязывает шнурок.
Правда, идти дальше, волоча шнурок за собой, еще более неприлично.
Крис опустился на колено и попытался распутать узел.
– Что, сынок, шнурок развязался?
Не прекращая возиться с неподатливым узлом, Крис скосил глаза. Барнс, сержант из взвода Уолша.
– Со всеми бывает, не так ли, сарж?
– Верно. – Барнс шагнул вперед и присел рядом с Крисом. – Говорят, идете с нами?
Запутавшаяся петля наконец поддалась.
– Забавно. – Крис затянул новый узел и выпрямился. – Когда это они наговорить-то успели, если мне капитан об этом только минуту назад сказал?
Барнс посмотрел куда-то вбок.
– Не понимаю я вас, снайперов, – сказал он. – То ползаете себе на брюхе по джунглям, то на одном месте сутками лежите, под себя ходите, и все ради того, чтобы одного-единственного гука уложить. Я как-то ночью, когда они на наш лагерь поперли, за пять минут дюжину напластал.
– И сколько вы в них всадили, а, сарж? – осведомился Крис.
– Да чтоб я считал! – усмехнулся Барнс. – Но окоп наутро был весь в гильзах – земли не видно.
