Все вышли покурить. Но дверь на улицу возле курилки была открыта. Работники какой-то лаборатории таскали упакованное в огромные ящики оборудование. Волны холодного воздуха неслись по коридору. Покурить можно было и возле своей комнаты. Мгновение все еще молчали, потом кто-то сказал: "Послушай…", и начался обычный в таких случаях научный треп.
Федор медленно, бочком отошел в сторону, постоял возле лестницы. Вниз идти было уже незачем. Неуверенно сделал он несколько шагов вверх. На площадке между первым и вторым этажом распахнулись двери актового зала. Там сейчас было ветрено и холодно. Федор это знал точно. Его несло вверх все быстрее. Между вторым и третьим на маленькой дверце, которая вела в кинобудку, висел пудовый амбарный замок. Антикварный. Федор уже бежал. Он помнил, что там, выше, есть еще одна дверь. Аппендикс библиотеки и актового зала был высотой всего в два этажа. Между четвертым и пятым стена была сложена из стеклянных кирпичей. А на высоте пояса приклеилась маленькая глухая дверца, которая никуда не вела. Это знали в институте все, ну, во всяком случае, многие, и никому не приходило в голову открывать ее. Здесь можно было лишь вывалиться с огромной высоты. Дверь не запиралась. На ней не было никаких замков: ни висячих, ни врезных.
Федор перевел дух. Его непреодолимо тянуло открыть дверь, словно звали его и нельзя было отказать. Вверх и вниз по лестнице сновали люди. А при них лезть в дверцу было почему-то неудобно. Но и ждать бесполезно: тут ходят целый день. Он принял непринужденную позу, но так, чтобы в любое мгновение рвануть ручку.
– Папаня! – донеслось снизу. Это, задыхаясь от спешки, кричала Ольга. – Ну зачем ты туда? Ведь снова…
Федор не дослушал, легко распахнул дверцу и, зажмурившись от яркого света, шагнул. Последнее, что он услышал, было тихое:
– Папаня…
Под ногами был твердый пол. Стены огромного зала дугами уходили вверх. Свет струился отовсюду. Все было просто и красиво, даже изящно, но ничто не останавливало взгляд, лишь где-то вдалеке, диссонансом, чернела точка, притягивающая к себе, как магнит. Федор пошел вперед, уже зная, где он очутился. Это и страшило его, и манило, звало. Противиться зову было нелепо, да и не хотелось.
Федор шел, и точка, увеличиваясь в размерах, превращалась в стол и сидящего за ним человека. Человек ждал Федора, аккуратно сложив руки на пустой столешнице.
– Здравствуйте, – сказал Федор.
– Здравствуйте, – ответил человек. – Меня зовут – Федор-сто восемьдесят Михайлович-девяносто шесть Приклонов-семнадцать. Садитесь, пожалуйста.
Федор продолжал стоять.
– Что же вы? – удивился Приклонов-17. – Ах, да… Ну да уж потерпите. Или, быть может, имеете сильное желание сесть на мое место?
Федор промолчал.
– На вас, уважаемый, поступила жалоба от писателя Федора-десять в девятой Михайловича-два на десять во второй, в квадрате, попросту, Приклонова-сто. Фантаста, между прочим… Что вы имеете сказать в свою защиту? Ах да… презумпция невиновности… Простите, простите… Начнем, пожалуй, со следующего. Автор "Фирменного поезда" – это ведь вы и есть?
– Я, – согласился Федор и почувствовал, что голос его дрогнул.
– Любопытная вещица, ничего не скажешь. И долго вы ее писали, если, конечно, это не профессиональный секрет?
– Четыре часа. Пока в поезде спал Артемий Мальцев. Писать нужно было именно когда он спит.
– И что же, вы всегда так быстро пишете повести?
– Нет. Но тогда очень нужно было. А Артемия…
– Ах, – отмахнулся Приклонов-17. – Знаю, знаю про Артемия, Артемахуса, Артемида, Артюшу и прочая и прочая. Но очень хотелось бы знать, как вы сами считаете: можно ли было написать такую большую, между прочим, повесть за такой короткий, откровенно говоря, срок? Да еще в условиях эмоционального стресса.
– Все что-то делали, старались… Я – тоже. А повесть я потом дорабатывал. Даже урезать пришлось. Редактор категорически потребовал.
– Хорошо, хорошо, хорошо! – всплеснул руками Приклонов-17. – Верю, верю, верю. Но доказательства… Где доказательства? Ах, простите, совсем забыл. Снова эта проклятая презумпция! Вы, естественно, можете не защищаться, пока мы не предъявим вам доказательства вашей вины.
– Предъявляйте, – сказал Федор.
– Вы ведь знакомы с фантастом Федором?
– Нет, не знаком.
– Ну как же! С фантастом Федором Михайловичем Приклоновым!
– Я – Федор Михайлович Приклонов.
– Ну вот видите! А говорите, что незнакомы. Нехорошо с самого начала.
– Я не могу быть знаком с самим собой. В этом случае понятие "знаком" теряет свой смысл.
– Теряет? Хм… Согласен. Это вы хорошо сказали: теряет свой смысл. Надо запомнить. И все же… Я имею в виду Федора-десять в девятой Михайловича-два на десять во второй, в квадрате, то есть, Приклонова-сто. Только не путайте его со мной.
– Нет, не знаю, – заявил Федор. – Насколько я понимаю, он, да и вы из двадцать третьего века?
– Совершенно верно. А уж если говорить точнее, то из самой середины, середки, сердцевины двадцать третьего… Все равно – нет?
– Не имел чести.
– Смотрите, вам виднее. Но ведь придется очную ставку…
– Любопытно познакомиться.
– Ах, даже любопытно! И что же, ни тени трепета, страха перед содеянным?.. Фу, прошу прощения… Все забываю. Начнем, пожалуй.
– Валяйте, – согласился Федор.
– Прощу возникнуть истца! – торжественно сказал сидящий за столом.
Чуть толкнув Федора плечом, так что тому даже пришлось попридержать возникшего, рядом сделался, образовался, появился фантаст Федор-109.
– Прошу, так сказать, прощения, – чуть нервно сказал он. – Спят, что ли, там? Не могут "возникнуть" меня нормально. Все с выкрутасами, шаляй-валяй, за что только время получают?!
Федор, сидящий за столом, терпеливо ждал, когда возникший поостынет.
– Вы успокоились? – спросил он через некоторое время. – Учтите, что банк может опротестовать этот вклад, и тогда ваше время тю-тю, в трубу вылетит.
– Мое время священно! – заявил Федор-109.
– Да, да, конечно, – согласился сидящий за столом. – Никто не спорит.
– Вор! – вдруг грубо сказал Федор-109. – Вором был, вором и остался!
– Будьте взаимно вежливы, – попросил Федор-180.
– Конечно, – внезапно согласился Федор-109. – Прошу, так сказать, прощения. Но Федор – вор!
– Объясните же наконец! – потребовал Федор.
– Один момент! Один момент! Вот заявление фантаста Федора, – сидящий за столом показал двум другим пустую ладонь, – в котором истец обвиняет Федора Михайловича Приклонова в плагиате.
