– Были такие мысли, – призналась я. – Так что происходит? И откуда у вас информация?
Второй вопрос Чингиз попросту игнорирует, зато на первый отвечает четко:
– Феномен дайверов изучали несколько государственных структур. От МВД и госбеза до налоговой полиции и министерства печати и электронных коммуникаций. Когда выяснилось, что прогнозированию эти способности не поддаются, обучить им тоже нельзя, то большую часть исследований свернули. Но тут в дело вмешалась случайность: у МВД оставался следственный изолятор в глубине.Несколько раз задержанным удавалось уйти оттуда в Диптаун, проявив самые настоящие дайверские способности. В чью-то умную голову и пришла мысль: превращение происходит, если человека припереть к стенке. Стали разрабатывать крупномасштабный эксперимент. Информация просочилась по верхам ведомств, и сейчас идет склока. Госбезу нравится сама идея – получить стаю подконтрольных дайверов, но не нравится упущенная инициатива. Налоговики и чиновники из министерства никаких дайверов не желают вообще. То ли из консерватизма, то ли понимают, что джинна в бутылке не удержать… В самом МВД тоже столкнулись различные интересы… Тебя направили в тюрьму для того, чтобы вызвать легкую панику. Сервер тем временем проверяют из реального мира.
– Тогда у вас есть союзники, Чингиз.
– Избави Боже от таких союзников! – полушутя-полусерьезно ответил Чингиз. – Наступят случайно и не заметят. Карина, глубинауже много лет живет по своим законам. Худо-бедно, но справляется. Создает новое общество, не разрушая старого. Берет из реального мира лишь то, что действительно жизнеспособно. Да, это своего рода анархия, и как любая анархия – глубинапротивостоит государственной власти. Карина, что должно быть в Диптауне – решают его обитатели. Должны ли там быть тюрьмы – тоже решать нам.
– Чингиз, – сказала я. – Дело ведь не в тюрьме. Дело в появлении новых людей. Хомо виртуалис. Человек сетевой. Соединяющий в себе два мира – настоящий и виртуальный. Одинаково свободный в обоих мирах.
– Карина, это время еще не пришло. Нельзя сажать на велосипед ребенка, не научившегося ходить.
– Чингиз, а это не ревность? Не страх дайверов потерять свою уникальность?
– Карина, это не ревность и не страх.
Мы замолчали. Паренек за рулем сопел, прощелкивая по приемнику одну за другой радиостанции. «Эхо Москвы», «Серебряный дождь», «Ретро»… Тот же самый набор, что и в глубине.Никакой разницы, местами реальный и виртуальный мир слились воедино.
Интересно, как в наше время выжили радиостанции? Тем более – в глубине.Ведь никаких трудов не составляет выкачать любую музыку, которая тебе нравится, а не повиноваться вкусу ди-джеев и ведущих. Но нет, мы продолжаем слушать радио. Морщимся, когда нам крутят попсу, ругаемся, наткнувшись на очередную рекламу, прыгаем со станции на станцию… и слушаем.
Может быть, человеку важна сопричастность? Сознание того, что именно сейчас, вместе с тобой, этой песне тихонько подпевают еще тысячи людей? Мы все индивидуалисты, мы все уникальные и неповторимые – но наедине с собой можем признаться, как трудно быть одному.
Паренек наконец-то бросил блуждать по эфиру. Остановился на станции, где уже кончалась песня.
И теперь я знаю, что там за дверью в лето,
Это место для тех, кто выжил зиму и осень.
Эти двери повсюду и в то же время их нету,
Без замка, зато с табличкой «милости просим».
Я нашел эти двери, когда собирался в ад,
Мне помог в этом деле его величество случай.
И с тех пор так и гуляю туда и назад,
Потому что вечное лето – это тоже скучно…
– Карина? – спросил Чингиз, когда Чиж перестал петь. Самого вопроса он и не задал, но все было понятно. Определяйся…
– Кто в тебя стрелял? – осведомилась я.
– Кто-то, имевший доступ к «Герани».
Я знала, что такое «Герань». Наша разработка, российская. Атакует машину, встраиваясь в сетевой протокол. Состоит на вооружении полиции Диптауна… и структур МВД.
– Чингиз, ничего я не смогу сделать, – сказала я. – Нарушать закон не стану, неужели не понятно? А в рамках закона… ну, выскажу свое особое мнение… кто на него посмотрит? Сам же говоришь – меня использовали для отвлекающего маневра. И тебя я арестовывать не стану, и Антона тоже. Вам же лучше, чтобы не стала. Потому что друг твой за виртуальный побег рискует получить реальный срок… Слушай, откуда у него такая говорящая фамилия?
– Стеков? Он всю жизнь был Стеклов. Но однажды потерял паспорт, а в электронной картотеке произошел какой-то странный сбой. И новый паспорт почему-то выдали на фамилию Стеков… – Чингиз помолчал. Сказал: – Карина, я и не прошу невозможного. Единственное, что нам нужно, – общественный резонанс. Шум. Заявление для прессы. Если оно будет исходить от меня, от любого частного лица – никто внимания не обратит. Сочтут выдумками желтой прессы. Вот если официальное лицо из МВД…
Как он не понимает?
– Чингиз, ты ведь сам говорил: глубинаживет по своим законам. Создает новый мир, не разрушая старого. А хочешь, чтобы я смешала два мира! С методами реального мира полезла в виртуальный. Ты говоришь, тебе не поверят? Граждане Диптауна не возмутятся экспериментом над заключенными? Значит, так тому и быть. Любое общество имеет то правительство, которое заслуживает.
Очень неохотно, но Чингиз кивнул. Спросил:
– Тогда хотя бы скажи свое мнение.
– Я против того, что делается, – честно сказала я. – И надеюсь, что проект сорвется. И в отчете свое мнение выскажу. Но выносить сор из избы на потеху всему миру не стану.
– Честно, – сказал Чингиз. – Спасибо.
Я глянула на часы. Уже два, а еще ехать с полчаса…
– Я пойду. Приятно было… пообщаться.
– Извини, Карина. – Чингиз мрачно посмотрел на меня. – Но мы уже хватаемся за соломинку. За самые фантастические варианты. Срок приближается, сегодня уважаемый подполковник Томилин намеревается провести первые сеансы шоковой терапии.
– И получить первых дайверов?
– Да.
Я помедлила секунду и выбралась из машины. Дождь уже кончился, было свежо и тихо. В домах вокруг почти не осталось светящихся окон.
– Пока-пока, – вежливо попрощался со мной юный водитель. Идя к своей машине, я еще услышала, как он спросил у Чингиза: – Что теперь, к Леньке поедешь плакаться или к тем журналюгам?
Похоже, дайвер и впрямь в цейтноте… если готов всю ночь мотаться по знакомым и журналистам, пытаясь найти выход.