Остальное – не более чем игра ума. Ум любит поиграть, если дорос до игр. Взять хотя бы рассказы Честертона – вроде изящно, но видно же без очков, что в действительности ничего подобного произойти не может, а если и происходит, то раз в сто лет. Спросите у профессиональных сыскарей – они вам скажут, что думают о детективной экзотике. Преступники, даже гениальные, работают проще.
Особенно гениальные. Разработать простую и надежную схему преступления – тут нужен особый талант.
Вообще, получалась сплошная ерунда. Это не классика жанра, угрюмо думал я, догрызая свой кусок сахара. Тут не убийство в запертой комнате – тут убийство почти у всех на виду. Почему так? Случайность? Намеренный риск? Тогда какой в нем смысл? Телохранителю было бы куда проще тихо и незаметно для нас придушить своего клиента подушкой в его же номере. А время убийства? Тоже ни в какие ворота не лезет. Теперь преступнику не так-то просто покинуть «Островок». Хотя... откуда он мог знать, что мост уплывет на спине тороса?
Жанр жанром, а с точки зрения приземленной реальности мы с Феликсом тоже занимались не тем, чем следовало. По всем канонам начать опрос полагалось с телохранителей, – быть может, тогда окончательно прояснился бы мотив убийства. Интересно, зачем Бориса Семеновича вообще занесло в ветшающий «Островок»? Его ли уровня это место?
Вряд ли. Прятался он тут, что ли? От кого?
И обязательно надо было осмотреть номер жертвы, личные вещи и все такое... Правда, телохранители могли бы нам этого не позволить – но вряд ли им удалось бы помешать нам запереть номер на ключ до прибытия следственной бригады да еще заколотить дверь парой гвоздей потолще и подлиннее, чтобы туда не шастали всякие нанопитеки...
Нет, таких детективов, как мы, надо топить в детстве, пока они не повзрослели и не наделали бед. Я и злился на Феликса, и вместе с тем ощущал в себе некий нездоровый азарт, понимая, что мы зашли уже далеко и поворачивать назад, пожалуй, поздно.
– Кто теперь? – спросил я. – Инночка?
– Нет. – Феликс покачал головой. – Леня.
– Почему он?
– Книга, – пояснил Феликс. – Какой-то справочник по минералогии. Один раз, это еще до тебя было, я спустился вниз телевизор посмотреть, как раз хоккей начинался, а он сидит внизу и читает, оторваться не может. Ты об изумруде еще помнишь?..
– Не забыл, – ответил я. – А Леня его видел?
– Он МОГ видеть, – веско проговорил Феликс. – Раз могли мы, мог и он. Если уж наш покойник додумался до того, чтобы показать нам свой камешек, то почему он не мог в помрачении рассудка показать его кому-то другому? Вот что, допивай свой чай, и...
– Я уже допил.
– Тогда пошли.
И мы пошли. У меня мелькнула мысль, что зря мы вообще поднимались ко мне на второй этаж, а теперь вот снова спускаемся, а потом, наверное, опять поднимемся, чтобы иметь приятную беседу с приятной во всех отношениях Надеждой Николаевной и ее беспутной дочкой... туда-сюда... нашумим, переполошим всех постояльцев, а вон та приметная ступенька с сучком скрипит просто душераздирающе, и если Феликс на нее наступит...
Феликс наступил. Феликсу не было дела до шума.
* * *
В классических английских детективах, каких у нас не пишут за ненадобностью, великосветские лощеные негодяи частенько не умеют владеть своим лицом в критических ситуациях. В общем-то в свое время публика читала эти опусы главным образом ради греющего душу плебея подтверждения приятной догадки: в высшем обществе обитают такие же подонки, как и он сам. Да еще и плохие актеры к тому же.
Владеть своим толстым лицом Леня не умел абсолютно. С первого взгляда я понял: он знает, что мы его подозреваем. И знает, что для подозрений есть основания.
Он не помешал нам войти. Он был суетлив. Он нервно облизывался. Он потел.
Подарок, а не подследственный. На минуту я остро пожалел, что я не следователь, а так, примазавшийся.
– Не пригласишь нас сесть?
– Что?.. А, да, конечно...
Феликс сел на единственный стул. Я поместился на краешке стола. Излучая панику, Леня помедлил, потоптался и нерешительно опустил свою тушу на кровать. Под ним скрипнуло.
– Ждал нас? – прямо спросил Феликс, выдержав внушительную паузу.
– Ждал... – Леня сглотнул.
– Почему?
– Я же слышал... слышал, как вы расспрашивали... Милену Федуловну.
Еще бы не слышал, подумал я. Так орала.
– А почему ты решил, что после нее мы придем сразу к тебе?
Леня тяжко вздохнул и, выдохнув, как будто стал меньше объемом.
– Вы видели мою книгу. У меня ведь дома действительно... действительно хорошая коллекция минералов...
– В которой не хватает только хорошего изумруда? – понимающе спросил Феликс.
Леня затряс головой. Замотались туда-сюда рыхлые щеки.
– Нет... То есть да, не хватает, но это же не повод... У меня два берилла есть, это по химсоставу одно и то же...
Так. Леня знал об изумруде.
– Зато не одно и то же по цене и красоте, не так ли?
– Один так даже правильный кристалл... – Леня словно не слышал. – Гексагональная сингония... такая, знаете ли, удлиненная призмочка, вроде как тупой карандашик...
– Где изумруд? – в упор спросил Феликс.
– Не у меня! – страдальчески воскликнул Леня. – Правда! Ну хотите, обыщите комнату... Да я из нее вообще не выходил, как я мог шарить у Бориса Семеновича по карманам! Он же мертвый там сидит... я так не могу... это все равно что могилы грабить...
Мы с Феликсом переглянулись. Либо Леня ничегошеньки не понимал, либо держал нас за дурачков.
– Оставим гробокопательство в покое, – резко сказал Феликс. – Мы знаем, что ты не крал камешек у мертвого владельца. Ты отнял камешек у живого или умирающего. Нам нужны подробности.
С минуту Леня таращился на нас, разинув рот, – ни дать ни взять жаба, проглотившая какую-то едкую гадость. Потом до него дошло, и он затрясся. Секунду спустя у него прорезался голос:
– Да вы что?! Вы правда думаете, что я убил?!..
– Почему бы нет?
– Блин! Блин и блин!!!
– Виталий, – ровным голосом сказал Феликс, чуть скосив глаза в мою сторону, – ты случайно не знаешь, какой камень больше всего ценится после алмаза? Я имею в виду рыночную стоимость.
Это я знал. Действительно случайно. Сунул однажды нос в справочник по драгоценным камням – понадобилось для романа о Перееханном Дрезиной.
– Изумруд, – уверенно ответил я. – Устойчивое второе место. Конечно, при прочих равных, как то: размер, чистота и так далее.
– А разве не рубин? – удивился Феликс.
Сейчас он делал вид, что не обращает на Леню никакого внимания. Тоже нарочитая пауза, только скрытая.
– Рубин и сапфир ценились выше изумруда, пока их не научились делать искусственно, – пояснил я. – А изумруды не делают до сих пор.
– Не умеют?
– Точно не знаю. Наверное, нерентабельно.
– Ага, – глубокомысленно сказал Феликс, метнув на Леню беглый взгляд. – А сколько такой камешек может стоить, как ты полагаешь?
– Да я его почти не видел, – ответил я, пожав плечами. – Если чистый и если в нем действительно карат двести... И смотря на каком рынке...
– На черном. Ну? Хоть примерно.
Я покачал головой.
– Сотни тысяч, наверное. Это как минимум. Я не могу ручаться даже за порядок...
– В зелененьких?
– В них.
– Зеленью за зелень, – кивнул Феликс и вновь обратился к Лене. – Ты согласен с оценкой? Не знаешь? Ну да, понимаю, ты, конечно, не собирался его продавать. Тебе просто очень-очень хотелось иметь его в своей коллекции, верно?
– Нет! – Леня затряс щеками.
– Неужели не хотелось?
– Нет!!!
– Я где-то читал, что человек генетически не способен равнодушно смотреть на две вещи: открытый огонь и правильный кристалл. Это не так?
– Не знаю!
– Вот как?
Феликс подался вперед, да и я тоже. Вид Лени был ужасен: трясущиеся щеки, выпученные глаза, обильный пот, а главное, пена в углах рта. Однажды мне пришлось участвовать в усмирении бьющегося в припадке эпилептика – удовольствие ниже среднего. На мою долю выпало держать ноги. Я попросту уселся на них, и меня то и дело подбрасывало на метр.
Эпилептиком Леня не был. Я почувствовал большое облегчение, когда он вынул из кармана несвежий носовой платок и вытер толстые губы. Повышенное слюноотделение, и только.
– Блин! – Злость в нем боролась с испугом и побеждала. В голосе послышалось прежнее бульканье. – А вы кто такие, чтобы расспрашивать? А? Милиция?
– Вот он милиция! – гаркнул Феликс, указав на меня, и я нехотя кивнул. Моя-то функция заключалась главным образом в том, чтобы надувать щеки, но и это было противно, а вот Феликс, по-моему, здорово перегнул палку. – Итак, начнем сначала. Ты видел у Бориса Семеновича изумруд, правда?
Леня тяжело дышал.
– Ну, видел... Дальше что?
– Когда? Где? При каких обстоятельствах?
– Он мне сам показал. Сижу как-то раз на диване, телевизор смотрю, а тут он входит. Пьяный вдрызг. Вокруг кресла пустые, а он плюх ко мне на диван и ну нести всякую ахинею... А потом взял да и показал.