– Вольно, вольно. Перекур.
Военные организованной толпой повалили на выход.
– Мышка бежала, хвостиком махнула… – пробормотал завлаб. – Снесла дедушке яичко. Напрочь.
Катька, будто демонстрируя отношение к происходяшему, неприлично раскорячилась на столе и начала вылизывать под хвостом.
* * *
– Бери мою тачку и сваливай в темпе! – прошипел Бондарчук.
Выражение лица у него было, с каким на фортепьяно не играют и о литературе не беседуют. А вот в жарких странах геноцид учинять – с такими налитыми кровью глазами, пожалуй, самое оно. Павлов даже поежился.
– А полигон, банкет?.. – без особой надежды спросил завлаб.
– С тобой попрощались, идиот! Ох, Павлов, дорогуша, ну ты и выступил! Не понял еще? Министр что-то знает про твой образец, мать его за ногу! Я тебя, паразита, даже спрашивать не буду, кто она на самом деле, эта Катька!
– Гражданка, – признался Павлов и виновато шмыгнул носом.
– А-а… О-о… Убил. Без ножа зарезал. Су-у-ка… Расстрелять! Почему гражданка? Откуда? Самопал?!
– Да какой самопал, я что, в арбузной лавке работаю?! Был приказ. Лично директора. Кто ему – не в курсе.
– Зато он, – Бондарчук ткнул пальцем в сторону дверей, – очень даже в курсе, дорогуша. Павлов! Свинья неблагодарная! За что?!
– Директор сворачивает работы по гражданке. А модель удачная, ты сам видел. Я надеялся договориться…
Тут Бондарчук завлаба перебил и в нескольких энергичных фразах объяснил ему, кто он такой и с кем ему о чем положено договариваться.
– В общем, – заключил генерал, – через минуту духа вашего педерастического здесь нету! А я, может, послужу еще… Хотя сомнительно. Ой, Павлов! Убийца… Хуже Шарикова. За что же вы так генералов не любите?!
– Извини, – завлаб покаянно вздохнул. – Мне не повезло.
– Подставляла ты бессовестный! – горько сказал Бондарчук и удалился шаркающей походкой ознакомленного со смертным приговором.
Павлов спихнул Катьку со стола. Когда весишь сто двадцать килограммов при росте два метра, чужие габариты почти не волнуют.
Скорее уж они волновали костлявого невысокого министра – это завлабу только что пришло в голову. Может, товарищ военачальник, помимо всяких потаенных мотивов, элементарно не любил крупных животных.
Или крупных биотехов.
– Пошли, кошка драная! – рявкнул Павлов. – И не верти задницей. Довертелась. Лярва рыжая. Иметь тебя конем!
Это уж звучало совсем несправедливо, но завлаб сейчас плохо соображал. Ему хотелось рвать и метать. Первым он разорвал бы и разметал себя лично. Было невыносимо стыдно. Перед всеми, начиная с Бондарчука и заканчивая шефом. Еще было заранее обидно: ведь Павлов уже сам исказнился с головы до ног, а дрючить его тем не менее вздрючат. С темы снимут влегкую. За самоуправство и не так прикладывают. Из института попросят вряд ли, но длительный неоплачиваемый отпуск для начала обеспечен. А там как повезет, могут и отстранить от практической работы. Откомандируют лекции читать в альма-матер – родной Ибиотех. Тоже, блин, душевное название…
Катька смотрела на Павлова недоуменно. Думала, наверное, что день выдался на редкость яркий и вообще жизнь удалась. И причин внезапного озверения хозяина понять не могла.
– Пойдем же, – сказал Павлов уже мягче, хватая кошку двумя пальцами за кольцо на ошейнике. Сильно нагибаться для этого не пришлось.
Сразу за дверью павильона их обступили и просто так уйти не дали.
Посыпались вопросы. То, что у товарищей офицеров руки буквально чешутся Катьку погладить, было написано на лицах. И в теоретическом плане интересовал всех именно «демонстрационный образец».
Они, как недавно Бондарчук, «хотели такую кошку». Могли бы и не говорить, но кое-кто признался. Командир испытателей, ни больше ни меньше. Страшноватый на вид майор, весь в шрамах, эдакая военная реинкарнация доктора Шаронова, способная одним небрежным ударом вырубить немецкую овчарку, а двумя – кавказскую.
Катька майором заинтересовалась – еще бы, он за последний год пропах «Клинками» до спинного мозга. Павлов вздохнул и сказал: «Нате, целуйтесь, вам разрешаю». Майор, не заставляя себя ждать, ловким щелчком отстрелил сигарету в урну и полез к трехцветке мурлыкать. Натурально – он ей что-то по-кошачьи пел, а сам так и сиял, восхищенно теребя пышную рыжую гриву. Катька откровенно нежилась. Павлов даже укол ревности ощутил. И зависти – он кошкам только щелкать умел да команды подавать. Ну, еще всякие проявления нежности, без которых доверия не завоюешь. Вроде бы искренние проявления. Вроде бы.
Оказывается, Павлов всю жизнь удивительно потребительски относился к кошкам, даже к тем, что в доме жили, – это ему вдруг мгновенным прозрением стало ясно до боли. Ну, у человека вроде как положено быть коту. Для компании, для удовольствия, для развлечения, от мышей, наконец, – вот, и…
Полюбил он впервые по-настоящему только образец ка десять эр десять. Полюбил очень.
Пигмалион хренов.
– Дайте, пожалуйста, сигарету, – попросил завлаб сдавленным голосом. Курить он бросил десять лет назад. Дым обжег горло, вызвал мучительный кашель, но голову немного «повело» и стало полегче.
Издали на столпившихся вокруг Катьки офицеров бросал неприязненные взгляды министр. Он беседовал с «оружейником», неподалеку курсировал, страдая, Бондарчук.
Вслед за майором к Катьке начали тянуть руки и остальные.
– Слушайте, нам пора! – взмолился Павлов. – Выступят полосатые, успеете с ними потом наиграться.
– Полосатики очень хорошие, – сказал майор, с трудом отрываясь от Катьки. – Но эта – особенная. И когда мы будем работать с такими?
– Уже никогда, – отрезал Павлов, глубоко затянулся и кашлянул. Все равно хорошо было покурить. Он бы сейчас еще и выпил.
– А-а… Как же? – Майор выглядел неприятно удивленным.
– Эта серия пойдет на мясо, – громко произнес завлаб с вымученной жестокостью в голосе. – Может, уже завтра. Я привел Катерину исключительно для красоты показа. Ну и выпендриться. Чтобы видели, как мы умеем. В обозримом будущем ничего похожего не обещаю.
Майор снова закурил. Лицо его посуровело. Вокруг стало неожиданно тихо – Павлова расслышали все. И Бондарчук обернулся. И зам по вооружению. А министр и так уже в их сторону глядел.
– В армии не принято спрашивать «почему»…
– И я не имею права вам ответить.
– Естественно. В общем… Чтоб вы знали – мы ведь почти не знакомы, до прошлого года я работал только по собакам, – сказал майор. – И когда пришли «Клинки», был настроен скептически. Теперь я их горячий поклонник. И ваш. И ее. Что же… Очень жаль. Прощай, Катя.
– Прощайте, – за двоих ответил Павлов и, поманив трехцветку за собой, под многоголосое «до свидания» пошел к машине.
