Горчаков обнял за плечи растерянного наследника и взглянул на владыку Сигизмунда.
– Он – всё, что у нас есть! Потому и прошу вас, великий князь, исключить любую опасность. Даже хромая лошадь может оставить Россию без головы! Александр – единственный оставшийся в императорском роду по закону наследования!
За спиной Горчакова аншеф тайной инквизиции князь Станислав склонился к уху аббата Симеона и тихо произнёс:
– Любой закон – это всего лишь закон. И как всё в нашем мире, он легко меняется.
Но граф его услышал.
Резко обернувшись, он ткнул в главного инквизитора пальцем:
– Что вы хотели этим сказать, сударь?!
– Я хотел сказать… – слегка стушевался застигнутый врасплох аншеф Станислав, – что Россия никогда не погибнет! И даже если на нее нахлынут напасть за напастью, Господь не даст исчезнуть великой империи. Верно я говорю, ваша святость?
– Верно! – торопливо согласился аббат Симеон. – Ибо в священном манускрипте мучеником Иезусом сказано: – незаменим только я! А овцы в человеческом стаде могут меняться как им угодно!
Горчаков окатил аббата ледяным взглядом и, не удостоив ответом, обратился к владыке:
– Ваше высочество, идёт война. Я уверен, что одновременно со мной с вестью о кончине императора поскакали гонцы и в стан к нашим врагам. Кому как не конфедерации на руку, чтобы что-то случилось с наследником Александром? Это при живом императоре Николае он был им не интересен. Теперь же всё изменилось! По пути к вам я видел в горах и пропасти, и опасные перевалы. На любом из них можно устроить засаду, а то и просто обвал. Не поможет тогда даже вся ваша гвардия. Прорубить дорогу шашками своему будущему императору способны и наши днепровские казаки. Им к этому не привыкать, и не нам с вами их этому учить. Я опасаюсь другого – коварства! Удар в спину нашей империи враг попытается нанести скрытно и тогда, когда мы этого ожидаем меньше всего.
Владыка поджал губы и, не скрывая огорчения, бросил в зал:
– Граф прав! С коварством конфедератов нам приходилось сталкиваться не раз. Даже я не могу поручиться, что их пронырливые лазутчики не шныряют сейчас по лесам и горам Дакии. Но дать им оторвать с мундира Александра хотя бы пуговицу мы не позволим! – Князь Сигизмунд взволнованно ударил кулаками по перилам трона. – Пусть для этого я сам пойду с посохом впереди его эскорта! А вы! – Владыка привстал и ткнул увешанными перстнями пальцами в генералов, – будете толкать его карету вместо лошадей, если не придумаете, как провезти наследника российского престола к его броненосцам так, чтобы даже муха не смогла сесть на его камзол!
Слова владыки утонули в криках вскочивших с мест генералов. Громче всех взывал командующий флотом Дакии Мануил, и князь Сигизмунд первому дал ему слово:
– Говори, гранд-адмирал! Вижу, что прёт из тебя, как из прорвавшей дамбы.
– Только по реке, ваше высочество! Мы отвезём наследника Александра ко мне на канонерки, а затем спустимся по Дунаю к морю, на встречу с российским флотом! Только у меня наследник будет в такой же безопасности, как в вашем замке.
– Почему же только у вас? – возмутился генерал Казимир. – Мои ландскнехты готовы грудью проложить дорогу хоть сквозь полчища врагов, хоть сквозь непроходимые скалы! Скажете мне тоже – по воде! Да ваши канонерки и взрывать не нужно. Они сами тонут, стоит им только отойти от причала!
– Что?! – едва не задохнулся гранд-адмирал. – Да если бы не пушки моих канонерок, то что стало бы с вами и с вашими ландскнехтами под Слатиной?
– Замолчите оба! – застонал владыка. – Нашли время! А что скажешь ты, Август? – обратился он к самому молодому генералу в алой венгерке воздухоплавателя, стоявшему ближе остальных. – Мне уже передали, что ты со своими ястребами на днях сжёг вражеский дирижабль. В последнее время хотя бы аэронавты меня чем-то радуют.
Застывший невидимой тенью за спиной гранд-командэра Августа генерал Юлиус так громко и брезгливо хмыкнул, что в его сторону обернулся весь зал.
– Юлиус, что не так? – возмутился владыка.
– Удивительное дело, ваше высочество! – выступил вперёд командэр. – Стоит двоим подраться, как тут же найдутся пятеро героев и десять заслуженных ветеранов, утверждающих, что именно они играли первую скрипку в этой драке. Но при этом даже не скрывающих, что не понимают, о чём идёт речь?
Между гранд-командэром воздухоплавателей Августом и командэром Юлиусом тянулось старое противостояние, и друг друга они откровенно ненавидели. Открыто побаивающийся дирижаблей и поднимавшийся в воздух крайне редко, гранд-командэр Август пребывал в слабом здоровье, в раскачивающейся гондоле легко укачивался, а в своих решениях проявлял откровенную трусость. Но в противовес своим слабостям он был чрезмерно тщеславен и ничуть не стеснялся приписывать себе чужие подвиги. Стоило где-нибудь в небе Дакии сгореть венгерскому или австрийскому дирижаблю, как он тут же заявлял, что это именно его пуля положила конец врагу. Ну или в крайнем случае – это он вёл эскадру в бой. Не смущала его даже уйма свидетелей тому, что гранд-командэр даже не покидал столичный замок. В отличие от командующего воздушным флотом князя Августа, командэр Юлиус был и решителен, и смел, и лучше остальных разбирался в дирижаблях, но… отец его занимал пусть и высокую, но далеко не первостепенную в Дакии должность главного инквизитора. Гранд-командэр Август же был племянником самого владыки. Оттого и клокотала в груди генерала Юлиуса ярость от подобной несправедливости, и при любой возможности он старался показать истинную ценность гранд-командэра, на должность которого он давно примерялся в своих сокровенных мечтах.
– Тот австриец был прижат к земле «Августейшей династией», а завершили его агонию пушки генерала Казимира! – Командэр обернулся к благодарно кивнувшему генералу и, став перед владыкой, демонстративно заслонил собой гранд-командэра. – Ваше высочество, наверняка граф Горчаков хотел сказать, что, как обычно закрывая грудью гвардейцев нашего наследника Александра, обезопасить его в полной мере мы не сможем. Нужно нечто другое.
От владыки не ускользнуло, как бестактно поступил Юлиус в отношении Августа, но изменить что-либо он не мог. Он всё понимал, но был мягок, добр, сентиментален и очень любил племянника, прощая ему все его слабости. И лишить Августа алюминиевых эполет, от вида которых дамы на балах исходили томными вздохами, он тоже не мог. А потому смотрел на вражду воздухоплавателей сквозь пальцы, решив, что будь как будет, и пусть каждый занимается своим делом – Юлиус ведёт в бой дирижабли, а Август блистает на балах.
