— Да, напротив «Советской». Только на противоположной стороне Фонтанки.
— А что там?
— Я же говорю — узнаешь. Все, мне пора. Приходи обязательно.
Черный суетливо окутался тенью и ушел в стену. Все-таки странно он погружался в сумрак. Как-то топорно и неумело.
Лайк некоторое время тупо глядел на шероховатую штукатурку в месте, где питерец исчез, потом вздохнул и закурил, прикрывая огонек ладонью от назойливой мороси.
Ираклий с Симоновым позволили себе показаться лишь спустя пять минут.
Лайк дымил «Лаки Страйком» и пребывал в раздумьях.
— Ну, как? — осведомился нетерпеливый Симонов.
Ответил Лайк далеко не сразу. Сперва малость подымил.
— Сносно. Поймайте машину.
— Там на улице Лариса Нарнмановна в «лянче» дожидается.
— Так чего мы стоим? — удивился Лайк. — Пошли!
В подворотне нестерпимо воняло мочой — почему-то в запале бегства Лайк не обратил на это внимания. Только сейчас, когда все мало-мальски улеглось.
Помимо ведьмы на заднем сиденье «лянчи» обнаружилась некая потная и взъерошенная личность, в которой без труда опознавался незадачливый дозорный из Светлых. Симонов и Ираклий, словно пара торпед из гангстерских боевиков, сели в машину с двух сторон и зажали его между собой. Лайк, хоть и был боссом, любил ездить впереди, если только не на лимузине с Платоном Смерекой.
— Выбрала же ты машину, Лариска, — фыркнул Лайк. — В этом городе не дороги, а кошмар неизбывный, выбоина на яме и канавой погоняет. Ходовую побьешь.
— Не журчи, шеф, — весело ответила ведьма. — Тачка заговоренная.
Лайк многозначительно хмыкнул.
— Слушаю я тебя, Лариса Наримаповна, и поражаюсь. Вроде почтенная женщина, умудренная годами и разве что сединами не убеленная. Откуда этот тинейджеровский жаргон?
— А мне плевать, — так же весело ответила ведьма. — Я молода. Моложе даже этого сопляка — если захочу. Думаешь, с Бахтеревым или Джованни я общаюсь посредством подобного жаргона?
— Ну, для Бахтерева или Джованни ты и одеваешься иначе…
Сейчас ведьма была одета в блестящие брючки-стреч, туго обтягивающие все соответствующие формы, эфемерную блузку и алую кожаную курточку. Немного портили впечатление кроссовки — но Лариса Наримановна, как истый профессионал, в деле предпочитала туфлям на шпильках именно кроссовки. Впрочем, как только беготня прекращалась, кроссовки исчезали, ибо у настоящей ведьмы всегда под рукой целый гардероб и немалый обувной шкаф. Однако в машине Лариса Наримановна тоже предпочитала кроссовки туфлям.
— Я одеваюсь не для Бахтерева или Джованни, а для себя, — веско заявила Лариса Наримановна. — А то ты не понимаешь.
Рулила ведьма очень лихо, не один водила сегодня проклял сумасшедшую дамочку на дорогой машине. Но разве возможно человеку проклясть опытную ведьму, вдобавок пребывающую в превосходном расположении духа?
Никак невозможно.
Светлый сомнамбулически таращился в пустоту. На него периодически косился Симонов; когда разговор Лайка и Ларисы Наримановны постепенно угас, Симонов осторожно кашлянул и справился:
— Шеф, а с этим фруктом что делать будем?
Лайк вышвырнул за окно окурок и беспечно ответил:
— Допросим и сдадим на руки Пресветлому Гесеру. В качестве первого отчета и первого штыря. Дескать, Светлый маг пятого уровня Кирилл Батурин сорвал операцию особой группы под тройным патронажем, ля-ля, три рубля и все такое прочее.
— А он сорвал? — забеспокоился Симонов.
Лайк только фыркнул — издевательски так, подразумевая даже не «обижаешь!», а «дурак ты, Симонов».
«Лянча» болидом перемахнула Египетский мост и ушла вправо, к ступеням гостиницы, нырнув под проворно поднятый шлагбаум и заставив притормозить огромного, как автобус, джипяру. Из джипяры высунулась было бритая морда в темных очках, но при первом же взгляде на выскочившую из «лянчи» Ларису Наримановну морде все стало понятно без слов. Джипяра и его хозяин отчалили, сглотнув обиду и старательно шевеля «дворниками».
Совещание назначили в номере Ираклия. Лайк, Лариса Наримановна и сам Ираклий около часа возводили магические щиты и окутывали номер полупроницаемым колпаком. «Полу» — потому что войти в номер мог всякий достаточно сильный Иной. А вот подслушать снаружи — никак. Очень тонкая работа, Лайк извел на нее сразу два старых амулета из своего далеко не неисчерпаемого арсенала. Арику это казалось странным — разряжать старые амулеты ради рядового совещания? Но с другой стороны, Арик знал, что Лайк ничего не делает попусту. Даже когда кажется, что он в пьяном угаре швыряется деньгами, можно быть уверенным: он не швыряется, он вкладывает.
И тем не менее.
Пока ожидали приглашения к Ираклию, заявился Ефим, донельзя довольный собой. Значит, с успехом выполнил очередное задание шефа. Ефим взрослел прямо на глазах: не только не принялся хвастаться собственными достижениями, но и не стал раньше времени расспрашивать старших коллег о визите в подозрительный домик.
Потом заявился незнакомый хмурый ведьмак и назвался шефом питерского Дневного Дозора. Иному такой силы в Москве не доверили бы даже руководство отделом. В Киеве отделов вообще не было. Но в Питере никого лучше не нашлось. Швед при случае расправился бы с подобным противником легким движением мизинца. Арик — вообще без движений.
«Тьфу на меня, — одернул себя Арик. — Это же Темный! С чего мне или Шведу с ним воевать? Совсем ошизел я в этой Пальмире, будь она неладна! Правду говорил Лайк, жрет она всех, всех без разбору, исподволь, с улыбочкой и расшаркиваниями. Наверное, Черные могли возникнуть только здесь. Где жрать себе подобных почитается не просто нормой, но доблестью».
Швед от ноутбука так и не отлип; вскоре заглянул Димка Рублев и объявил, что «всех просють».
В номере Ираклия помимо троицы киевлян-высших уже присутствовали также наблюдатель Алексей Солодовник и двое Светлых, навскидку — пятого-шестого уровней и третьего-четвертого. Эти сидели особняком, у письменного стола, прямые, будто привязанные к спинкам стульев. Лайк цинично валялся на необъятной кровати; Лариса Наримановна сидела на краешке этой же кровати более чем в метре от Лайка. Ираклий оккупировал кресло. Рублев с порога направился ко второму, так что на долю Симонова, Шведа, Ефима, Арика и местного Темного достались разрозненные стулья. Лайк картинно поглядел на часы.
— Н-да, — изрек он с некоторым даже сожалением. — Пресветлый Гесер, видать, не покажется, раз до сих пор не показался.
Солодовник неприязненно уставился на Лайка и пробурчал:
