Евгения Зинаидовна дружелюбно улыбнулась:
— Видишь, я не боюсь заранее говорить тебе о предстоящих преобразованиях. Я не верю, не убеждена — все это не те слова, — я просто знаю, что так и будет. Какой же тебе смысл оставаться в кадрах сугубо подчиненного подразделения, вдали от настоящих дел, так сказать, ехать на прицепе, а? Подумай. У нас ты принесешь больше пользы. Само собой разумеется, твоя работа будет по достоинству оценена. Такой шанс выпадает людям нечасто, уж ты мне поверь. Что ты скажешь о производстве в следующий чин и солидной прибавке к окладу? Это можно будет устроить уже в ближайшие дни, так сказать, авансом…
— Не люблю брать авансы, — Ольга покачала головой, — особенно когда не знаю сути дела. Прошу извинить меня.
— Суть дела… — Поморщившись, Евгения Зинаидовна побарабанила пальцами по крышке стола. — Суть дела можно выразить одним словом: скверно. Или двумя: крайне скверно. Везде, всюду. Очень серьезное положение. Ты ведь не дурочка и должна сама понимать: с бухты-барахты объединять Департамент федеральной безопасности и Министерство порядка никто не станет. Выводы делай сама. Более подробной информацией пока могут располагать только наши сотрудницы… Пауза вышла весьма многозначительной.
— Жаль, что я не ваша сотрудница, мэм, — вздохнула Ольга. — Я могу идти?
— Еще нет. Если ты отказываешься у нас работать или еще не приняла решение, это дело твое. Во всяком случае оставляю тебе время до завтра — подумать. Предложение пока остается в силе. А сейчас я прошу тебя ответить на несколько частных вопросов… не напрягайся так, они не связаны с твоей профессией. Ты родилась в сто пятьдесят четвертом году, верно?
— Да, мэм.
— В августе сто шестьдесят третьего ты с мамой отдыхала у родственников в поселке Благостном близ Камышина. В конце того же месяца, уже в Москве, ты была помещена в детскую инфекционную больницу номер три. Что с тобой случилось?
— Краснуха, мэм. Я помню, как это было. Продержали три недели в больнице и все время что-то кололи, я ни сесть, ни лечь нормально не могла… Потом выпустили.
— Только краснуха? Тебе не говорили, что у тебя развился постинфекционный энцефалит? Нет? К счастью, он не оставил никаких последствий. Но меня интересует другое: недели примерно за две до твоей госпитализации у тебя начались обмороки, один раз к тебе даже вызывали врача. Если не ошибаюсь, из-за этих обмороков твоя мама благоразумно решила прервать отдых раньше намеченной даты, не так ли?.. С тобой Все в порядке? Быть может, воды? Чаю? Кофе?..
— Не надо, мэм, — сказала Ольга. Ее колотило. — Я в порядке.
— Тогда продолжим. Насколько можно судить по медицинским документам, касающимся твоего детства, до того случая ты никогда не страдала внезапными обмороками и не имела к этому никакой склонности. Известно, что обмороки у здоровых детей случаются, как правило, в результате перенесенной психической травмы. Плюс ослабленный иммунитет, это как правило. Очень возможно, что твоя краснуха и твои обмороки были следствием одного и того же события, которое… Тебе плохо?
— Н-нет, мэм…
— На, выпей воды. Так вот, нас интересует… извини, что я касаюсь данной темы, я понимаю, как тебе тяжело, но нас интересует то, что в августе сто шестьдесят третьего года столь сильно напугало тебя, девятилетнюю. — Евгения Зинаидовна понизила голос, глядела сочувственно, уместно вздыхала. — Поверь, нас интересует только это. Если тебе тяжело вспоминать, у нас есть специальные щадящие методы…
Зубы Ольги стучали о стакан.
— Что ты скажешь о беседе под гипнозом? Так тебе будет гораздо легче. Единственное, что требуется, — твое согласие. Надеюсь, ты не подозреваешь меня в попытке выудить у тебя служебную информацию?
— Н-нет, мэм…
Надо было собраться. Надо было как следует разозлиться на себя, и Ольга начала злиться. Поставила стакан на стол, умудрившись не расплескать остатки воды. Эй, туловище, чего одеревенело? А вы, руки? А ну, прекратить дрожать! А вы, зубы, можете пока поскрипеть немного, это я вам разрешаю, а стучать — нет! Соберись, рохля, на тебя смотрят. Грудь колесом, хвост пистолетом. Во-от таким! Кремневым, седельным.
— Гипноз не нужен, мэм, — сумела сказать Ольга и решительно помотала головой. — Я готова рассказать.
— Так что же тебя напугало?
— Близ того места, мэм, был подготовительный интернат для эксменов. В перелеске возле его забора я собирала грибы… мама иногда отпускала меня одну. Однажды мне показалось… м-м… показалось, что один эксмен-подросток телепортировал сквозь ограду. — Ольгу чуть было вновь не начало трясти, но она справилась. — Я убежала. Все это звучит нелепо, я понимаю. Наверное, мне просто напекло голову, вот и померещилась такая жуть. А может, кто-то из поселковых девчонок просто-напросто устроил глупую шутку. Переодеться и подгримироваться ведь нетрудно…
— Разумные гипотезы, — улыбнулась Евгения Зинаидовна. — Ну и на какой из них ты остановила свой выбор?
То ли улыбка подействовала, то ли дружеский тон, но Ольга почувствовала себя увереннее.
— Затрудняюсь ответить, мэм. Ведь это было так давно. Страх свой помню, это точно. Какой-то совершенно дикий страх. Ведь я видела… то есть мне показалось, будто я видела то, чего никак не может быть. Ну примерно как если бы вдруг ожил древний динозавр, сам собой выкопался из земли и погнался за мной. Я прибежала домой и спряталась в шкаф. А потом начались эти обмороки… Обе гипотезы хороши, мэм. Они хоть что-то объясняют. Ведь не могло же на самом деле быть телепортирующего эксмена, уж это-то ясно…
Но вместо подтверждения данного бесспорного тезиса Ольга услышала:
— Он был старше тебя?
— Простите, кто, мэм?
— Тот, кого ты увидела. Наяву или только в своем воображении — сейчас это не слишком важно.
— Кажется, старше, мэм. Более рослый, это точно.
— Когда ты заметила его, он был за оградой?
— Я не знаю, он это был или она, — заартачилась Ольга.
— Он — это объект, — пояснила Евгения Зинаидовна. — Слово мужского рода. Никаких половых признаков я в нем не подразумеваю и ни на чем тебя не ловлю. Успокойся и соберись. Итак, в первый момент объект находился за оградой?
— Да, мэм.
— Ты слышала хлопок воздуха при телепортации?
— Да, мэм.
— А какие грибы ты собирала — помнишь?
— М-м… пожалуй, не вспомню, какие в тот раз, мэм. Тем более что корзинку я потеряла. Но в тот год было много белых, лисичек и поддубней, это я помню.
— Отлично. Теперь постарайся припомнить, во что ты была одета.
— Наверное, в легкое платье и сандалии, мэм. Лето было с ливнями, но теплое. Как раз в сто шестьдесят третьем был рекордный урожай, потом еще в сводках много лет подряд все сравнивали с тем годом… Я потому и запомнила.
