Наконец грузовик выбрался в район городских окраин, до развилки с военным шоссе оставалось не больше пяти километров. И тут это случилось. Предметы в поле зрения водителя и лейтенанта потеряли четкие очертания, и хотя так продолжалось не больше секунды, этого оказалось достаточно, чтобы водитель потерял ориентировку.
Какой-то непонятный гул прокатился от города вдоль шоссе. Вслед за этим наступила странная, разламывающая виски тишина. Вдоль всей магистрали моторы машин перестали работать.
Гвельтов очнулся под вечер. Он лежал в своей постели в квартире на Грисмайской. Большие часы у шкафа показывали шесть часов вечера. Стояла странная для этого часа, ни на что не похожая тишина. Мысли текли ровно, безболезненно, почти равнодушно. Гвельтов отчетливо помнил все, что с ним случилось в лабораторий. Нет, пожалуй, не все. Только до того момента, когда он стоял у сейфа... Дальше полный провал, абсолютная немота памяти. И вот он лежит в своей постели. На этот раз налет на лабораторию совершали люди. Кому-то еще понадобилась "Альфа". Надо предупредить Глека, надо его найти и предупредить как можно скорее. Гвельтов рывком привстал и потянулся к телефону, стоявшему на тумбочке. В трубке ни малейшего шороха. Телефон не работал. Его могли отключить, обрезать провод. Но откуда такая страшная тишина за окном? Куда девались машины? Гвельтов встал, придерживаясь за стены, подобрался к окну и откинул штору.
Тучи наконец рассеялись. Красноватое закатное солнце заливало город неестественным розовым светом. Машины, собственно, были, только они стояли на проезжей части плотной неподвижной массой, словно невидимый светофор вдруг оборвал их безостановочное движение. С восьмого этажа Гвельтов не видел тротуара, но на противоположной стороне улицы группами стояли люди. Почему-то они не шли, как обычно, вечно спешащей и замкнутой толпой. Разбившись на отдельные группки, прохожие что-то оживленно обсуждали. Неестественная, странная тишина стояла в доме как вода. Не было слышно ни хлопков дверей, ни характерного шума лифта. Один за другим Гвельтов повернул все выключатели, словно надеясь, что хоть один из них сработает. Зловещая тишина ползла с улицы изо всех щелей. Гвельтов прошел на кухню и отвернул кран. Водопровод работал, хотя он уже не надеялся и на это: Гвельтов пил долго и жадно, потом подставил голову под струю холодной воды. Он готов был предположить все, что угодно: цепочку нелепых совпадений, несчастий, обрушившихся на него, на этот дом, на всю улицу, наконец, но ему и в голову не могли прийти истинные размеры бедствия. На огромной территории в сотни квадратных километров, занятых городом и прилегающими районами, электричество перестало существовать как таковое. Обесточились все провода. Исчез ток во всех аккумуляторах, батареях и других портативных источниках энергии. Все системы, где прямо или косвенно использовалась электроэнергия, перестали работать. Вхолостую вращались некоторое время роторы тепловых электростанций и генераторов. Остановились все двигатели внутреннего сгорания, так как системы зажигания в них вышли из строя. Беспомощный и потрясенный город лежал под лучами вечернего кровавого солнца, еще не осознав до конца всю глубину постигшей его катастрофы.
Несколько минут назад, распахнув дверцы, замерли трамваи и троллейбусы. Остановились автобусы. Перестали работать станки на фабриках и заводах. Остановились сами заводы. Все системы контроля и управления оказались без тока. Катастрофа подкралась тихо, без шума взрывов, пожаров, без массовой гибели людей. Постепенно и незаметно сгущались тени, солнце уходило за горизонт, исчез кровавый отсвет заката, на смену ему изо всех подворотен поползли серые сумерки. Привычный свет городских фонарей уже не мог остановить их. Глаза города, казалось, потухли навсегда. Время будто остановилось и стремительно понеслось вспять, в ту огромную мрачную пропасть, из которой с таким трудом выбрались люди сотни лет назад, шаг за шагом создавая бесчисленные умные машины, взявшие на себя львиную долю тяжелого, изнурительного труда...
Осторожный стук в дверь заставил Гвельтова вздрогнуть и отпрянуть от окна. "Те, кто могут взломать дверь, вряд ли станут в нее так стучать", подумал он и прошел в прихожую. В дверях стоял человек в изодранном, залитом кровью костюме. Из рассеченной брови все еще капала кровь. Наверно, поэтому Гвельтов не сразу узнал его.
- Вам бы не мешало умыться... - Гвельтов посторонился, пропуская Лонгара в коридор. - За вами никто не шел?
- Полицейский грузовик, в котором меня везли, разбился. В городе порядочная паника. Им сейчас не до нас. Видел бы ты, что творится на улицах. Не думал, что застану тебя здесь... Мне просто некуда было идти, дома... Они убили Весту. - Лонгар видел, как побледнел Гвельтов, и был ему благодарен за то, что он молчал. - Что-то мы должны сделать, старина... У меня такое ощущение, что именно сейчас мы можем кое-что сделать. Колонию бомбили. Город под энергетическим колпаком. Я тут немного посчитал... В камере неплохо думается, знаешь... У тебя найдется листок бумаги?
Гвельтов поспешно протянул Лонгару стопку бумаги.
- Интенсивность энергии, выделяемой колонией, целиком зависит от внешнего воздействия. Это мы установили на тех последних пробах, которые мы с тобой добыли со дна залива. А дальше получается вот что...
Корявые неровные строчки расчетов ложились на измятый лист. Лонгару казалось, впервые за то время, что он вернул морю Весту, он делал нечто приближающее его к ней... В глубинах сознания отчетливо тлела мысль, что ничего еще не кончилось, что они только теперь выходят на едва заметную тропинку, ведущую сквозь колючие заросли...
Наконец Гвельтов прочитал и осмыслил последнюю формулу, которая неизбежно следовала из расчетов.
- Вы хотите сказать, что разрастание поля - это естественная защитная реакция на бомбардировку, которой их подвергли? И не было с их стороны никаких целенаправленных действий?
- В том-то и дело... Но это еще не все. Отсюда следует, что, как только продукты, вызвавшие защитную реакцию, будут переработаны, поле исчезнет, исчезнет само собой, без всяких усилий с нашей стороны. У меня не было точных исходных данных. Я не знаю вес ядовитых веществ, попавших в колонию после гибели бомбардировщика, но даже приблизительные грубые подсчеты говорят, что поле скоро исчезнет!
Но и это еще не все... Отсюда неизбежен вывод, что полем можно искусственно управлять! Если на колонию в определенном месте и с определенной интенсивностью воздействовать, поле может изменить конфигурацию, расширить свои границы...
Несколько минут Гвельтов молчал, осмысливая то, что я только что сказал. Не нужно было ничего добавлять, разжевывать, объяснять. Он понимал все с полуслова.
