Она вздохнула.
Ее квартира занимала верхнее кольцо вышки, которую они построили в своем мире, уверовав в то, что это потайное место безопасно, так как находится вне досягаемости закона или связи, за исключением того, что даровано одному единственному Калебанцу, которому и жить-то осталось всего ничего.
Но как сюда попал Маккай? И что Маккай хотел сказать тем, что он уже получил вызов от Тапризиота?
Собачка, чувствуя ее настроение, прекратила мурлыкать, когда Абнетт села прямо. Неужели Фанни Мэ лжет. Или остался еще один Калебанец, который может найти это место?
Или все дело в том, что слова Калебанца трудно понять? Но до сих пор эта система не давала сбоя. Этот мир был местом, где ключ лежал только в одной голове — голове мадам Млисс Абнетт.
Она села прямо на собачку.
И смерть будет без страданий, чтобы сделать это место навсегда безопасным — этот огромный оргазм смерти. Только одна дверь, и смерть закроет ее. Все выжившие, все отобранные ею, будут продолжать жить в счастье здесь, вдали от… соединительных тканей.
Чем бы они там не были.
Она встала, начала ходить взад и вперед в темноте. Коврик, такое же существо, как собачка на стуле, вздыбил пушистую поверхность при ласке ее ног.
Улыбка изумления появилась на ее лице.
Несмотря на сложности и странное время, которое для этого требовалось, они вынуждены были увеличить темп бичевания. Необходимо было уничтожить Фанни Мэ, как можно быстрее. Убить без страданий, среди других жертв это была единственная перспектива, которую она хотела и могла рассматривать.
Но необходимо поспешить.
Фурунео оперся в полудреме о стену внутри бичбола. В полусне он проклинал жару. Его биологические часы сказали ему, что осталось чуть больше часа до времени, когда следует возвратить Маккая. Фурунео попытался объяснить временной график Калебанке, но она продолжала настаивать на том, что не понимает.
— Длина расширяется и сокращается, — сказала она. — Они искривляются и перемещаются слабыми движениями между собой. Таким образом, время остается непостоянным.
Непостоянным?
Вортальная труба глаза С распахнулась прямо над гигантским овалом Калебанки. Лицо и голые плечи Абнетт появились в отверстии.
Фурунео оторвался от стены, потряс головой, чтобы восстановить бодрствование и внимание. Чертовщина, здесь так жарко!
— Вы Алехино Фурунео, — сказала Абнетт. — Вы знаете меня?
— Я знаю вас.
— Я узнала вас сразу, — сказала она. — Я узнаю большинство ваших тупиц, планетарных агентов Бюро, по одному их виду. Я нахожу, что это даже выгодно.
— Вы здесь для того, чтобы высечь этого бедного Калебанца? — спросил Фурунео. Он нащупал в кармане голоскап, повернул его в положение, обращенное к двери, как и приказал Маккай.
— Не заставляйте меня закрывать дверь, прежде чем мы проведем небольшую дискуссию, — сказала она.
Фурунео колебался. Он не был чрезвычайным агентом, но нельзя быть планетарным агентом, не понимая, когда можно не подчиниться приказу старшего агента.
— Что обсуждать? — спросил он.
— Ваше будущее.
Фурунео уставился ей прямо в глаза. Пустота в них ужаснула его. Этой женщиной правит принуждение.
— Мое будущее? — спросил он.
— Будет ли у вас это будущее, — сказала она.
— Стоит ли тратить время на угрозы?
— Чео говорит мне, — сказала она, — что вы имеете возможность вписаться в наш проект.
По какой-то причине, которую он не мог объяснить, Фурунео узнал, что это ложь. Странно, что она так выдала себя. Губы ее дрожали, когда она произнесла имя — Чео.
— Кто это Чео? — спросил он.
— На данный момент это не имеет значение.
— Ну, так что же такое этот ваш проект?
— Выживание.
— Прекрасно, — сказал он. — Что еще нового?
Он раздумывал, что она сделает, если он вытащит голоскам и начнет запись.
— Фанни Мэ послала Маккая охотиться за мной? — спросила она.
Этот вопрос был важен для нее, Фурунео мог заметить это. Маккай, наверное, завертел там веселенькое дельце.
— Вы видели Маккая? — спросил он.
— Я отказываюсь обсуждать вопрос о Маккае, — сказала она.
«Это сумасшедшая ответственность, — думал Фурунео. — Но она сама завела разговор о Маккае.»
Абнетт сжала губы, изучая его.
— Вы женаты, Алехино Фурунео? — спросила она.
Он нахмурился. Губы ее снова задрожали. Она наверняка знала о его семейном положении. Если для нее важно разузнать все о нем, то трижды важно было знать его слабые и сильные стороны. В чем же состоит ее игра?
— Моя жена умерла, — сказал он.
— Как печально, — пробормотала она.
— Я пережил это, — сказал он сердито. — Нельзя жить прошлым.
— Ага, но здесь-то вы можете и ошибаться, — сказала она.
— К чему вы ведете, Абнетт?
— Давайте посмотрим, — сказала она, — ваш возраст шестьдесят семь стандартных лет, если я правильно запомнила.
— Вы правильно запомнили, и это вы чертовски хорошо знаете.
— Вы молоды, — сказала она. — Вы выглядите даже моложе. Догадываюсь, что вы жизнерадостный человек, который наслаждается жизнью.
— Как все нормальные люди…
Кажется ясно, какова будет взятка, думал он.
— Мы наслаждаемся жизнью, когда у нас есть необходимые составляющие, — сказала она. — Странно, что такой человек, как вы, находите в этом дурацком Бюро?
Это было достаточно близко к той мысли, которую изредка Фурунео вынашивал в себе, но он начал размышлять об этом Чео и таинственном проекте с его возможностями. Что же они предлагают?
Мгновение они изучали друг друга. Это была взвешенная оценка двух соперников, которые готовы вступить в схватку.
«Может она предложит себя,» — размышлял Фурунео. Она была привлекательной женщиной: щедрый рот, большие зеленые глаза, приятный овал лица. Он видел голоскапы ее фигуры, которые делали с нее парикмахеры красоты. Она следила за собой со всей дорогостоящей тщательностью, которую могли дать ей ее деньги. Но будет ли она предлагать себя? Он находил, что здесь что-то не сходится. Мотивы и ставки не совпадают.
— Чего вы боитесь? — спросил он.
Это была хорошая атака в открытую, но она ответила ему с удивительной нотой искренности:
— Страдания.
Фурунео попытался проглотить слюну в пересохшем горле. Он был связан обетом безбрачия после смерти Мады, но это была особого рода женитьба. Она была выше слов и телесной близости. Если есть что-то основное и твердое, соединительная ткань в этой вселенной, то это была их любовь. Ему стоило только закрыть глаза, чтобы вызвать в памяти ее присутствие. Этого нельзя было заменить ничем, и Абнетт должна знать об этом. Она ничего не могла ему предложить, потому что это нельзя получить никогда. Или могла бы?