Меня удивило, что он подчеркнул последние слова, но прежде чем я успел спросить, что он имеет в виду, де Лима продолжил:
— Однако есть серьезные основания полагать, что дело примет иной оборот. Скажем, скелет, обнаруженный в могиле, не будет скелетом Хозе Браго или же окажется, что на нем производились какие-то подозрительные операции… Тогда все станет ясно. Следствие будет вполне оправданно, и мы по-другому поговорим с Боннаром!.. Если он преждевременно узнает, к чему мы стремимся, это облегчит ему контрдействие. У Боннара масса друзей… В стране и за рубежом… Не исключено, что гденибудь нажмут кнопку и дело перейдет в руки другого следователя.
— Понимаю. Хитро задумано…
— Кастелло — твердый орешек, с ним они не справятся. Ему только было бы за что зацепиться. Впрочем, вы знаете, это человек с идеально чистыми руками. Его ни в чем нельзя заподозрить.
— Да, я его знаю. Это он отыскал зубного врача?
— Его вспомнила Долорес. Но пригласить предложил, разумеется, он. Проверка полости рта очень помогает при идентификации.
— Вижу, вы позаботились обо всем. Пожалуй, забыли только пригласить фотографа.
— Снимки будет делать ассистент профессора. Мы не хотели брать полицейского фотографа, чтобы раньше времени не придавать делу официальный характер.
— Понимаю. Где сейчас ваша супруга?
— Ждет результатов в «Каса гранде». Кроме того, мы хотели бы взять Марио домой.
Я не скрывал удивления.
— А разве не лучше оставить его, как мы договорились, на несколько недель у Альберди? Он тут наверняка чувствует…
— Я весьма ценю моральный авторитет моего шурина, но есть опасения, что он не сможет как следует присмотреть за мальчиком, — не дал мне договорить де Лима.
— Как вы это понимаете?
— Марио видели неподалеку от… института.
Я подумал о Катарине.
— Он бродит по округе в компании деревенских лоботрясов. Это общество не для него, — де Лима осекся, прислушиваясь. — Надо возвращаться, — сказал он минуту спустя. — Кажется, уже дошли до гроба.
Действительно, теперь слышались глухие удары лопат о доски. Мы быстро вернулись к месту эксгумации.
Гроб уже был виден, и землекопы готовили крючья, чтобы его вынуть. На двух соседних могилах соорудили нечто вроде помоста, чтобы его поставить.
Профессор Гомец, уже надевший резиновый фартук, стоял рядом со следователем, распоряжаясь работой землекопов.
— Старайтесь не перекашивать! Медленнее! Так. Хорошо. Теперь вперед! Вот так. Поставьте на доски!
Гроб лег на импровизированный помост. Рабочие принялись откручивать винты. Стоявшие поодаль от могилы дантист, протоколист и даже сержант подошли ближе.
Мы ждали в нервном напряжении.
Наконец крышка подалась. Ее подняли, и я увидел как бы завалившуюся в глубь гроба человеческую фигуру. Лысый череп коричневато-желтого цвета был обтянут высохшей кожей. Лицо не полностью потеряло человеческий облик: можно было видеть контуры губ и носа, но покойник больше походил на старика, чем на мужчину средних лет. Останки были одеты в темный костюм. Руки скрещены на груди, а в потемневших скрюченных пальцах блестел на солнце небольшой серебряный крестик.
Щелчок фотоаппарата прервал напряженную тишину. Все, как по команде, подняли головы — на стене стоял молодой мужчина с репортерским аппаратом в руках.
— Что вы делаете?! — закричал Кастелло, в его голосе было столько нескрываемого гнева и возмущения, что стоявший на стене репортер попятился, с трудом удержав равновесие.
— Я из «Нотисиас де Ультима Хора». Простите… — заикаясь пробормотал он.
— Кто вам позволил фотографировать? — кипятился следователь. — Немедленно отдайте пленку! Задержите этого человека!
Репортер поспешно соскочил вниз, разумеется по другую сторону забора, и, прежде чем полицейский успел взобраться на стену, исчез.
— Кто сообщил прессе? — спросил Кастелло, подозрительно поглядывая в нашу сторону, но стоявший рядом отец Алессандри попытался замять инцидент.
— Это не важно. Он больше не появится. Да и вряд ли ему удалось сделать больше одного снимка…
Тем временем профессор Гомец с ассистентом и дантистом подошли к гробу и склонились над останками. Кастелло и де Лима тоже приблизились. Однако я уже был сыт по горло подобного рода впечатлениями и отошел к стоявшему поодаль Альберди.
Уже издали я заметил, что лицо его стало неестественно бледным. Действительно, Альберди едва держался на ногах. Мое предложение проводить его домой он принял с нескрываемым облегчением.
Я взял его под руку, и мы медленно пошли к воротам.
У ворот рядом с полицейским, охранявшим вход от непрощеных гостей, стояло трое мужчин, вооруженных фотоаппаратами и магнитофонами. Прежде чем мы успели сообразить, в чем дело, они обступили нас. Защелкали аппараты, посыпались вопросы. К несчастью, полицейский уже успел сказать, кто идет рядом со мной.
— Можно попросить ваше преподобие об интервью для нашей радиостанции? — кричал крепко сбитый румяный репортер, подсовывая под нос Альберди микрофон… — Это вы причастны к обращению Хозе Браго?
Альберди непонимающе взглянул на репортера.
— Ваше преподобие, хотя бы несколько слов для «Ультима Хора», — напирал второй журналист.
— Сеньоры! Неужели вы не видите, что человек себя плохо чувствует? — зло воскликнул я, оттесняя репортеров.
— Всего несколько слов. Вы давали последнее отпущение грехов Хозе Браго, не так ли?
— Пропустите нас! — проталкиваясь к церковной двери и таща за собой Альберди, кричал я.
— Разойдитесь! Сеньоры, расходитесь! — кричал полицейский, который никак не мог решить, бросить ли ему пост у ворот и поспешить к нам на выручку — или же оставаться на месте.
— Так, может быть, хоть вы что-нибудь скажете? — подскочил ко мне еще раз репортер. — С какой целью проводится эксгумация? Есть ли результаты? Правда ли, что труп Браго исчез?
— Отойдите, пожалуйста!
Я втолкнул Альберди в притвор и захлопнул дверь церкви перед носом нахальных газетчиков.
К счастью, они не решились войти внутрь…
Священник, тяжело дыша, стоял у стены. Я провел его в ризницу, но он не хотел там оставаться, видимо опасаясь нового нашествия репортеров. Мы вышли через боковую дверь и потихоньку добрались до дома Альберди. Священник чувствовал себя скверно. Чуть ли не через каждый шаг ему приходилось отдыхать.
Старая индианка, бормоча что-то насчет «сеньоров из города», помогла уложить Альберди в постель и принесла бутылки с лекарствами.
Видимо, Альберди уже давно страдал от сердечных приступов, потому что домашняя аптечка была неплохо укомплектована.
